— Я хочу сразу отделаться, а то мои…
— Да, разумеется. Иди сюда.
Вспыхнул рассеянный свет, и в полумраке серебристо-розовых пятен она прошла за ним по пушистому ковру. Иван Александрович открыл одну из дверей, пламенеющий предзакатный жар смешался с жаром душевным, телесным, так что дыхание перехватило.
— Однако необходимо охладиться. Садись.
Он включил кондиционер, вышел, тотчас вернулся с хрустальной кружкой ледяного шипучего напитка с привкусом апельсина.
— Газировки у меня нет.
Кажется, никогда не пила она с таким вожделением, словно упиваясь прелестью жизни, остротой ее и краткостью.
— Еще хочу.
Упоение повторилось. Потом он поднес Лизе аппарат и присел на подоконник.
— Знаешь, как звонить?
— Ага.
— Я не помешаю плести фантастические кружева?
— Ты меня вдохновишь.
Лиза набирала бесконечные цифры, оглядываясь вокруг. Просторное пространство истаивало в жгучих лучах. Высокие стены в книгах до самого потолка, антикварный письменный стол черного дерева, черное кожаное кресло, широченная, покрытая нежнейшим белым мехом тахта, на которой она сидит. Каждый предмет и вещица в кабинете Ивана Александровича требуют, по своим достоинствам, пристрастного изучения, любования — но до того ли… Надо всем довлеет окно: чуть не в полстены, распахнутое настежь в яркое небо, блеск золотой синевы, дымок от его сигареты уходит в бездонную глубину, глаза, сейчас совсем черные, глядят пристально.
— Никто не отвечает, — Лиза положила трубку после третьей попытки. — Что делать?
— Позвонишь позже. — Он встал и погасил сигарету в пепельнице на столе.
— А, ты не понимаешь и не поймешь: я для них все.
— Ну, где мне понять.
— Так вот: если мама не сидит на телефоне — случилось что-то жуткое.
— Рабочие телефоны тебе их известны?
— В музучилище каникулы. Если папе позвонить… Правда, уже пять скоро.
— Звони, и давай покончим с семейными радостями.
Знакомый голос папиной секретарши откликнулся с официальной отчетливостью:
— Приемная главного инженера.
— Василия Михайловича, пожалуйста.
— Его нет. Что передать? Диктуйте.
— Ирина Владимировна, это Лиза.
— Ах, Лизонька, дорогая, они утром уехали к тебе, до понедельника.
— Спасибо. Все, Ванечка. — Лиза встала и подошла к нему. — Они уже здесь.
— Где? — Иван Александрович невольно оглянулся.
— До тебя пока не добрались, но — в Москве. Решили устроить сюрприз.
— Им это удалось. Надолго?
— До понедельника.
— Ты что ж, уйдешь сейчас?
— Если они приехали, то ждут на улице.
— Так что же ты стоишь?
Она молчала.
— Ну?
— Целых три дня. Может быть, последние?
— Почему последние? — он вдруг как-то смягчился, прижал ее к себе, нашел губы, но тут же резко отстранил и пошел в прихожую, говоря на ходу: — Через все можно переступить, если очень хочется.
— Через все?
— Да.
— Через все — через все?
— Ну не воспринимай так буквально. Я забываюсь, а с тобой надо быть осторожным. Ты как огонь.
И снова стеклянный оранжевый зной, горячий бензиновый ветер, идиотская сутолока в городе, опустошенном на три дня. Иван Александрович затормозил за квартал от декадентского дома.
— Все. Дальше соблазнителю хода нет.
— Куда ты теперь?
— Домой или на дачу. На дачу, в Москве невыносимо, — он внимательно посмотрел на нее. — Ну, хорошо, я работаю дома и жду твоего звонка. Довольна? Может, удастся раньше…
— Сейчас!.. Ну не знаю точно…
— Буду ждать, пока ты не придешь.
Конечно, они там, на лавочке под тополем, отец читает газету, мама в напряженном ожидании, вот увидела, навстречу, отец за ней, каким-то безумным сном на миг показалась Лизе теперешняя жизнь ее, подбежала, обняла маму, потом отца, сама не ожидая, что так обрадуется, соскучилась (но он ждет), заговорила взахлеб:
— Ах, я так волновалась, звонила-звонила из автомата, мне твоя Ирина Владимировна сказала. Вы не представляете…
— Остановись, Лиза, — перебил отец, мама глядит с каким— то удивлением, да, они никогда не расставались. — Как история?
— Сейчас все расскажу, идемте домой. Так вот, я получила тройку…
— Этого следовало ожидать. Я вообще поверить не мог, как ты сдавала. В этом есть нечто сверхъестественное!