— Кто вы?
— Ваш сосед.
— Никогда не видел.
— Я — дальний сосед. Помните дачи по дороге к озерам, кооперативные? Один сарайчик — мой.
Все это было обыкновенно — но тем более странно. Старик огляделся и сел на табуретку.
— Сегодня я располагаю временем, а вчера — простите — торопился на последнюю электричку перед перерывом.
— Кто вас ко мне послал?
— Алексей. Наш общий знакомый.
— Что за… А-а, Лизин приятель.
— Он.
— Но как он узнал?
— Вы ведь оставили на даче записку, что идете в больницу.
— Да с какой стати он… Понятно. Он приезжал на дачу по чьему-то поручению.
— Совершенно верно. Прочитав вашу записку, он связался со мной, благо я тут под рукою, а сам уехал обратно в Москву, продолжая исполнять поручение.
— Когда все это происходило?
— В субботу вечером. Я пришел в Никольскую в воскресенье, но вас тут еще не было.
— Мне хотелось бы повидать его.
— К сожалению, невозможно. Вчера их курс угнали на картошку.
А, черт! Мальчишку я б наверняка обошел, со стариком справиться труднее (голубые глаза как будто видели мой утренний град). Тем не менее я продолжал простодушно:
— В сущности, я бы хотел видеть жену. Вы не знаете, где они?
— Пока нет.
— Пока?
— Я сейчас как раз этим занимаюсь.
— В таком случае, могу я рассчитывать на вас?
— Разумеется. Сообщу, как только узнаю.
— Благодарю.
Боже, какая учтивая беседа, два старомодных джентльмена, согреют туманный грог и закурят сигары перед камином. Слишком все легко, слишком. И тот добавил:
— Сообщу при условии, что вы скажете мне, зачем они вам нужны.
— Поговорить с женой — это естественно.
В палату вошла Любовь с орудиями пытки, подошла ко мне и сказала сурово:
— Переворачивайтесь на живот.
— Психиатр распорядился?
— Не психиатр, а Борис Яковлевич!
— Можно в руку?
— Нельзя! — отрезала Любаша. Господи, этой-то я чем не угодил? Покорно подставил заднюю плоть, слегка вздохнул (совсем не больно) и услышал:
— Пункт 18 г. В стенах этого заведения больным запрещается хранить огнестрельное оружие.
Я быстро перевернулся и сквозь темь в глазах уставился на старика. Что все это значит, черт возьми!
— Что это значит? — удивилась Любаша.
— Инструкция, по которой больные должны лежать в больнице. В коридоре вывешена, над вашим столиком: золотые буквы по черному полю.
— Нет, серьезно? — Любаша так и покатилась, загрохотал Федор. — Какой пункт?
— 18 г.
— Боятся, что перестреляем, — объяснил дядя Петя.
Друзья мои во всем принимали живое участие, Андреич же спал как убитый после вчерашнего.
Любаша выскочила за дверь, очевидно, убедиться насчет огнестрельного оружия, старик поднялся со словами:
— Что касается вашей просьбы, Дмитрий Павлович, обещаю приложить все усилия.
— К чему?
— Ко встрече с женой — это естественно.
— Послушайте, чем вы вообще занимаетесь? Окромя добрых дел?
— Я адвокат.
Вот так номер, чтоб я помер! Совершенно незачем вмешивать во все это ни прокуроров, ни защитников.
— Погодите, погодите. Сядьте, пожалуйста. Вас кто нанимал?
— Никто.
— Так какого ж вы…
— Должен кто-то кормить животных.
— Так и кормите, а не лезьте… Прошу прощения, у меня нервоз. Так вот, в семейном деле посторонний человек, даже адвокат, может помешать, правда?
— Еще как может.
— Поэтому я прошу вас узнать адрес и ничего больше. Понимаете?
— Понимаю. Вы боитесь, что я их спугну.
— Кто вы такой?
— Кирилл Мефодьевич.
— Очень приятно. У меня складывается впечатление, Кирилл Мефодьевич, что вы не дальний сосед, а слишком близкий, коммунальный. Давайте разойдемся по-хорошему: я вас не знаю — и вы меня не знаете.
— Во-первых, я вас знаю.
— Ну, что там болтал этот мальчишка…
— Он не болтал. Я вас знаю по „Игре в садовника“.
Ага, таланты и поклонники. Все разрешилось банально.
— С этим покончено.
— Так ли?
Светлые глаза поймали меня. Нет, определенно, он был в моем нездешнем граде.
— Так ли? — повторил Кирилл Мефодьевич и добавил: — Во-вторых, я знаю о Вэлосе.
Передышка кончилась, я вступил в борьбу и спросил:
— А в-третьих?
— Вот и поглядим, что за третье из всего этого сложится. Борис Яковлевич рассчитывает на уколы…
— И на тесты, — вставил я. — Имеете вы тягу к убийству?
В наступившей проницательной паузе отозвался дядя Петя:
— Имею, — сказал он.
Кирилл Мефодьевич встал: