Выбрать главу

Однако сегодня… нет, сегодня все будет по-другому: как язычник талисман или как вор отмычку, сжимал он, не вынимая, в наружном кармашке сумки ключ. Он мужчина, черт возьми, и станет действовать по-мужски! Итак, она прошла за его спиной, почти дотронувшись плечом, почти задев пышным подолом сарафана из темно-красной полупрозрачной кисеи, почти оглушив запахом своих духов… или не духов?.. словом, своим запахом, который ощутил он с обострившейся чувственностью, как хищник. Из-за таких женщин стреляются. Ее отражение мелькнуло меж блондином и дамой в шубе; Алеша вздрогнул, плотно прижался к горячему стеклу; из-за витринной подвижной глубины высунулась костлявая рука в казенном атласном рукаве и зловеще погрозила ему пальцем. В сущности, он был готов на все.

Шантаж — древний, уголовный, но порою результативный и скорый способ утоления жажды: денег, власти, преступления и любви. Там в саду страх и боль он почувствовал в ней безошибочно, но ему и в голову не пришло сыграть на этом. Пришло позже, а тогда он наглядеться не мог, и как мучила красота и тайна ее, а ночью кипела гроза, дом дрожал, несло знойным сквозняком, не освежая, из открытых окон, и совсем близко, через узкий коридорчик, была она с Митей. Он не выдержал, оделся, вышел, постоял перед дверью — слышались как будто голоса, смех — и побежал в проливной тьме на станцию. Идиотский порыв, теперь хода на дачу не было, но постепенно возник план. И как-то вечером Алеша сидел на лавочке под яблоней, слушал Кирилла Мефодьевича и на середине его фразы: «Известны три пути постижения истины: чувственный, научный и…» — спросил в упор: «Вы не могли бы мне дать ключ от своей московской квартиры?» Кирилл Мефодьевич не удивился и ключ выдал: старомодный, массивный, когда-то такие называли французскими (дед называл). Алеша, разгорячившись, принялся излагать заготовленную версию (в общежитии невозможно сосредоточиться и вообще собираются выселять после истории). Однако Кирилл Мефодьевич слушать не стал, а сказал со своей обезоруживающей улыбкой: «Вы свой круг пройдете, разумеется, не мне вам помешать…» — «Да я просто…» — «Нет, я доверяю вам: остерегайтесь злых безумств». Алеша вскоре ушел, чтоб сюда не возвращаться… ну, пока не воплотится план. Поинтересовавшись на прощание: «А как называется третий путь?» — «Откровение», — ответил Кирилл Мефодьевич и принялся поливать розы.

Та ночь в грозу словно уничтожила восторг, нежность и тайну: она такая же, как все, только хуже. Найдет время и для него: победить как врага и уйти, освободиться, стать прежним. Она прошла мимо, и юный зверь подумал с отчаянием: из-за таких женщин стреляются.

Он увидел ее издали (она шла не к Садовому, а прямо ему навстречу) и двинулся медленно, точно преодолевая плотную стихию, но все-таки сдвинулся! Приблизился, изобразил изумление и воскликнул фальшиво:

— Вот так встреча! Здравствуйте.

Она не ответила, не остановилась, нет, она обошла его, как фонарный столб, и пошла неторопливо по самой кромке тротуара. Алеша вспыхнул, догнал, загородил дорогу.

— Вы что ж, не хотите со мной здороваться?

Какую-то несчастную секунду Поль глядела, явно не узнавая, и вдруг бросилась к нему, схватила за руки, закричала:

— Алексей! Как хорошо! Тебя сам Бог послал!

Он ничего не смог ответить, прижал ее руки к груди, что— то вроде солнечного удара случилось — жгучий удар в сердце! — воздух потемнел и зазвенел, в нем растворялись идиотские планы — так Алеша прожил свое единственное, остановленное в золотой полдень мгновение; а Поль говорила быстро, оживленно, блестя глазами:

— Звонила Дуняше, она в отпуск уехала, представляешь? А больше некуда… Да это все пустяки! Ты свободен сейчас?

— Всегда, — ответил он, только этот вопрос и дошел до него («Послезавтра на картошку — не поеду, пусть выгоняют!»). — Я свободен всегда.

— Тогда пойдем в сад?

Она сказала, что ей Бог послал его, и повела в сад! О котором Алеша в каменном пекле и не подозревал. Эрмитаж — келья отшельника по-французски. Она подвела его к тихой зеленой скамейке в розовых кустах, сели, касаясь друг друга плечами, он не сводил с нее глаз, лихорадочно соображая, все ли ему позволено или еще нет (в такой ситуации нечего и раздумывать, но… эта женщина была непостижима!).