— Теперь, Мить, на Герцена?
— Деньги вперед.
— Хочешь, дядя, заработать?
— Кто ж не хочет.
— Вот и работай. На Герцена!
— Герцен подождет. Он занят мировой революцией, а мы поедем на Страстной бульвар.
Так-то вот инженеры человеческих душ, крошечные фаусты, пережив в ту пятницу второе явление, включились в последнюю Митину главу.
На Страстном тем временем пир продолжался (широкое псевдоисторическое полотно, золотые анналы и скрижали, «гениальный кирпич» — по выражению завистников, но ведь успел!).
— За того, с кем мы всегда побеждали! — Мстислав Матвеевич встал, поднял стакан, звонок, коридор, дверь, кто-то смутно, сквозь застольные пары, знакомый на пороге.
— Пр-рошу к столу!
Кто-то рванул на голоса, за ним второй, уже определенно знакомый («писательский домик! свои люди!»), хозяин пополз следом.
Двенадцать человек за старинным овальным столом.
— Где жених? — окаянное словцо прилипло намертво, в чаду сталинизма и паров — звон трубы и свист бичей.
— Был, — донес наблюдательный собутыльник. — Только что. С невестой и юношей.
— Куда делся?
— К Левушке.
— К Левушке?
— Пошли, Мить. — И Никиту затрясло от непонятного мрачного азарта. — Знаю я этого Левушку.
Митя тотчас забыл обо всех, но в дверях его перехватил хозяин.
— Пр-рошу к столу!
— Им доктор нужен.
— Сейчас мы их вылечим. Стаканы! Пьем за отца народов!
— За которого? — Митя взял из чьих-то рук полный стакан. — За Бога или за сатану?
Во всенародном молчании чей-то злорадный смех, чей— то горестный голос:
— Бога нет.
Нет Жениха, потаенной горницы и двенадцати избранных стрел любви. «Я возлюбил вас»?
— Нет, — подтвердил Митя, и национальный напиток зажег кровь.
А Левушка уговаривал по телефону одну задорную студенточку, дело шло на лад («Мое последнее приобретение — „Георгий-Победоносец убивает змия“». — «Кого?» — «Змия». — «Ха-ха, трудно устоять». — «Так я жду?»), входной звонок, пылкое «Жду!» на страждущих устах, в душе тревожное: «Кого там черт!..»
— Ба, Никита!
— Где жених? — словно взорвались звон и свист, бичи и трубы.
— Чуть-чуть не застали. Проходите.
В кабинете соблазном для студенток сиял Георгий-Победоносец; хрустальные рюмочки на столике под ним отсвечивали западноевропейской жидкостью.
— И выпить не успели, невеста капризничает. Какая женщина! Вы ее знаете?
— Где жених?
— Семена Светлого знаете? «Боги гибнут» в «Худлите» по два с полтиной за строчку. (В жутковатой панике лукавый мусор: тираж, листаж, камуфляж.)
— Да знаем! — закричал Никита. — «Боги гибнут» в венке сонетов. Ну и что?
— Нервное расстройство — мерещатся склепы. Притом повадился являться по ночам юноша с огненными крыльями. «Сема, — говорит, — как тебе не стыдно».
— Яду в тебе, Лев…
— Мы с ним вместе лечились.
— Вэлос у Светлого? Вы это хотите сказать?
— Я ничего не хочу. Ни-че-го, — невесть откуда в руках драматурга оказался вдруг писательский справочник; Митя перехватил путеводный обрывок, Левушка сказал: — Давайте выпьем.
Они подошли к Георгию-Победоносцу, поднялись рюмочки. В нервном расстройстве вспыхнули багряные отблески пламени по золотому полю, взвился на дыбы царственный конь, поверженный змий покосился сатанинским оком, Митя забыл обо всем.
— А кто являлся к вам?
— О себе подумайте, молодой человек. А мы вылечились. Нет больше юноши с огненными крыльями.
Нет крестов и хоругвей, конницы, чаши и плащаницы. «С нами Бог»?