Мы должны молиться о прозрении, чтобы увидеть, где в нас излишек “мира”, а где гордое презрение к нему; мы не спешим принять удобную односторонность; и отдаем это все в руки Божии: “Господи, научи меня ходить Твоим путем между этими крайностями”. И тогда, очень тихо, словно роса на траву, нисходит Дух Святой и творит в нас новое сердце. Благодать не уравнивает противоположности, а делает их музыкой единой жизни.
Это третье состояние узнается по особым признакам. В нем сердце становится мягким, способным плакать и радоваться вместе с другими. Появляется свобода: мы больше не боимся ни мира, ни себя, потому что знаем – вся наша жизнь во Христе. Исчезает суд над людьми, а вместо него приходит милосердие. Мы продолжаем жить среди мира, работать, заботиться о близких, но уже “как не от мира сего”, – со вкусом неба в дыхании. В нас вырастает та “прозрачность воли”, о которой часто говорил митрополит Антоний Сурожский: когда не остается внутренней мути, двойных расчетов, скрытой гордости, а все – светло и просто перед Богом. Когда сердце очистится от раздвоенности, тогда и кесарь перестанет быть идолом, а станет ближним.
Это состояние не дается раз и навсегда. Оно живое, оно развивается, становится все более глубоким и светлым. По мере того как человек возрастает в любви и смирении, он все больше соединяет свое “кесарево” с Божьим, вплетая будничные заботы в молитву, а молитву – в заботы. Так весь его день становится хождением перед лицом Господа.
Однако тут подстерегают новые искушения. Можно, вкусив этой свободы, впасть в ложную вседозволенность: “раз у меня в сердце Бог, значит, все дозволено”. Или, наоборот, начать гордиться своей “мудростью” и тайно презирать тех, кто еще борется с крайностями. Поэтому нужна постоянная бдительность и благодарная память о том, Кто творит это чудо единства в нас. Без Бога мы снова распадемся.
Вот почему так важно не останавливаться. Третье состояние – лишь начало нового пути. Бог зовет нас от славы в славу, от света в свет. Каждый день Он предлагает соединять свою волю с Его волей, свое несовершенное – с Его совершенным, свои страхи – с Его любовью. И так, день за днем, в нас строится то Царство, которое “не от мира сего”, но ради которого этот мир и существует. И когда вновь станет тяжело, когда сердце снова разорвется между “кесарем” и “Богом”, пусть поднимется в нем короткий, но горячий возглас: “Господи, сотвори во мне целое сердце!” Такой молитвой можно дышать в течение всего дня, и она сама станет мостом между суетой и вечностью. Когда душа перестает жить противоречиями и начинает жить Христом.
СМИРЕНИЕ (s+) ДОСТОИНСТВО
“Господи, научи меня стоять смиренно и смиряться достойно”
Время испытаний обнажает сердце, заставляя выбирать между спасением тела и спасением души. И самый жгучий вопрос этих дней – смириться или бороться? Уступить или отстоять свое достоинство? Где проходит та грань, за которой смирение уже не свято, а унизительно, и где достоинство перестает быть светлым и становится гордыней?
Эти две стороны – смирение и достоинство кажутся противоположными полюсами. С одной стороны, в смирении есть тихая сила, внутреннее принятие воли Божией, даже если она приводит на крест. Смирение учит склоняться перед правдой, перед ближними ради мира, спокойно принимать обстоятельства, которые от нас не зависят. С другой стороны – достоинство, та светлая гордость, что не дает человеку стать объектом для постоянного унижения. Достоинство заставляет вставать за правду, за честь семьи, за честь Отечества, за обиженных. Страх спасает жизнь, но убивает дух; отвага может погубить тело, но спасает совесть. И тут же приходит вопрос: не превратится ли смирение в раболепие, а достоинство в тщеславие и гордыню?
Душа рвется между этими двумя берегами. Ум ищет аргументы: “Если смиришься – перестанешь уважать себя, если отстоишь честь – может быть, согрешишь гордыней”. Сердце волнуется: оно не хочет унижения, но и боится жестокости, на которую способна гордая душа. Воля колеблется, не зная, где найти опору. А ведь внешняя война и потрясения лишь обнажает то, что давно происходит в душе… Двустороннее зазеркалье действительности.
Человек всегда был ареной борьбы страстей и добродетелей. Страсти кричат громче всех: гордыня нагнетает: “Не дай себя унизить, пусть все знают твою силу, твое слово должно быть последним”, а малодушие шепчет: “Уступи во всем, пусть хоть тело останется целым, а там видно будет…” Но добродетели живут тише. Мужество не кичится собой, а просто идет вперед. Смирение не унижает, а возвышает, потому что дает сердцу покой. И гордый не уступает из тщеславия, а смиренный устоит ради правды.