Выбрать главу

25 сентября. Бар «Казанова». Ла-Хонкера

Как только рассвело, я покинул «Дель-Map» и медленно покатил по Приморскому бульвару, стараясь, чтобы шум моего мотора не перебудил жителей городка. Возле «Коста-Брава» я повернул и припарковался на той самой стоянке, где в начале наших каникул Чарли демонстрировал мне свою доску. По дороге к велосипедам не встретил ни души, и лишь в той стороне, где располагались кемпинги, мелькнули и исчезли двое бегунов в спортивных костюмах. Дождь давно перестал; прозрачный воздух предвещал, что день будет солнечным. Песок, однако, был еще сырой. Подойдя к велосипедам, я прислушался, не раздастся ли изнутри какой-нибудь звук, свидетельствующий о присутствии Горелого, и, по-моему, уловил еле слышный храп; впрочем, не уверен. В пластиковой сумке у меня лежал «Третий рейх». Я осторожно положил ее на брезент, укрывавший велосипеды, и вернулся к машине. В девять утра я выехал из городка. На улицах было совсем мало народу, и я подумал, что сегодня, наверно, какой-нибудь местный праздник. Похоже, все еще спали. На шоссе движение стало оживленнее, появились машины с французскими и немецкими номерами, двигавшиеся в том же направлении, что и я.

Сейчас я в Ла-Хонкере…

30 сентября

Три дня никого не видел. Вчера наконец выбрался в клуб, хотя в глубине души был уверен, что встреча со старыми друзьями — не самая хорошая идея, по крайней мере пока. Конрад сидел за одним из дальних столов. Он отпустил длинные волосы, а под глазами появились темные круги; впрочем, я просто про них забыл. Я глядел на него, ничего не говоря, а ко мне уже спешили знакомые и наперебой здоровались. Привет, чемпион. С какой непосредственностью, с какой теплотой они меня встретили, я же не ощущал ничего, кроме горечи. Заметив меня в толпе, Конрад не спеша приблизился и протянул руку. Это был не столь восторженный, зато глубоко искренний жест, подобно бальзаму согревший мою душу, и я сразу почувствовал себя дома. Вскоре все вернулись за свои столы, и сражения возобновились. Конрад договорился, чтобы его заменили, и спросил, где нам лучше поговорить: в клубе или другом месте. Я сказал, что предпочел бы уйти отсюда. Мы до полуночи пили кофе у меня дома и болтали о всякой ерунде, но только не о том, что нас действительно волновало, а потом я вызвался отвезти его домой. В машине мы всю дорогу молчали. Зайти к нему я отказался. Сослался на то, что хочу спать. Прощаясь, Конрад сказал, что, если мне нужны деньги, я всегда без стеснения могу обратиться к нему. Возможно, кое-какие деньги мне понадобятся. Мы снова пожали друг другу руки, и это рукопожатие было более продолжительным и искренним, чем первое.

Ингеборг

Ни она, ни я не собирались заниматься любовью, и все же в конце концов мы оказались в постели. Всему виной интимная атмосфера, возникшая благодаря новому расположению мебели, ковров и различных предметов, которыми Ингеборг заново украсила свою просторную комнату, а также голос американской певицы, чьего имени я не помню, да еще темно-синий вечер, на удивление тихий для воскресенья. Это не означает, что мы возобновили наши отношения; обоюдное решение остаться только друзьями не отменяется, и это будет наверняка лучше, чем наша прежняя связь. Если честно, я не вижу большой разницы между той ситуацией и нынешней. Разумеется, мне пришлось рассказать ей о событиях, случившихся после ее отъезда из Испании. В основном я говорил о Кларите и об опознании тела Чарли. Обе истории ее глубоко взволновали. В свою очередь она сделала торжественное и в то же время забавное признание. Пока я отсутствовал, Конрад пытался завести с ней роман. Разумеется, он действовал строго в рамках приличия. И что же? — изумленно спросил я. Ничего. Он тебя целовал? Попробовал, но я дала ему пощечину. Мы долго смеялись, а потом мне стало стыдно.