Нашей официантке, наверное, было лет шестьдесят пять, с кожей цвета бурбона и ногами женщины вдвое моложе, которые она демонстрировала под юбкой, едва длиннее передника. У неё был такой сильный акцент, что меня можно было срезать, когда она называла моего отца «сахаром» и толкала его бедром, крича, как ей нравится его манера говорить.
Я почти ожидал, что отец напрягётся, как моллюск, от её наглости. К моему удивлению, он, казалось, был рад поболтать с женщиной по имени Глори, и даже похвалил её за кошачьи вопли, которым она нас заставляла.
«Я знала, что вы, ребята, верующие», – сказала она, лучезарно улыбаясь. «Вы на этой дороге, направляетесь на запад, и вам нужно в Грейсленд». Она закончила писать в блокноте, уже направляясь на кухню, которую мы видели за длинной стойкой, и крикнула через плечо: «Видишь короля, милая, обязательно передай ему, что Глори никогда не терял веру.
Мы знаем, что он не умер. Это всё какой-то правительственный заговор. Да, сэр.
«Конечно, — серьёзно ответил мой отец. — Я буду рад передать ваше послание».
«В восторге, да?» Она рассмеялась и покачала головой, шлёпнув по тарелке наш заказ. «Ты так красиво говоришь, сладкая».
Отец подождал, пока она не скроется из виду, а затем озадаченно посмотрел на нас. «Король чего?» — спросил он.
Остановившись, мы с трудом тронулись с места. Мы ехали ещё пару часов, прежде чем Шон наконец сдался и согласился, что нам нужно отдохнуть до утра. К тому времени мы уже подъезжали к Литл-Року, и на Арканзас опустилась густая ночь. Город, возвышавшийся на горизонте, выглядел очень ярким, поначалу прекрасно выделяясь на фоне кромешной тьмы. Лишь когда мы подъехали ближе, блеск его, казалось, слегка потускнел.
Мы выбрали небольшой, ничем не примечательный сетевой отель рядом с аэропортом. Он находился недалеко от межштатной автомагистрали и обещал номера с джакузи, бесплатные фильмы HBO и бизнес-центр.
Мы оставили «Камри» под внушительным портиком у главного входа, пока рассказывали женщине за стойкой душещипательную историю о том, как у нас украли паспорта и кошельки. Мы успокоили её подозрения, оставив достаточно большой залог наличными, чтобы уравновесить любые сомнения, что мы вот-вот разгромим всё и сбежим. Кажется, наш вид, сочетавший в себе глубокую усталость и английскую респектабельность, покорил её.
Она предоставила нам смежные номера, сообщила, во сколько в холле будет подан бесплатный завтрак, и уже пожелала нам приятного пребывания, прежде чем ей пришло в голову, что это может оказаться затруднительным.
Пока мы плелись обратно за багажом, я чувствовал, что настолько устал, что глаза дрожали от напряжения, которое я испытывал, пытаясь сосредоточиться. Я почти на автопилоте следил за движениями людей в вестибюле. Если бы кто-то достал из-под пальто «Узи», я бы это увидел, но, наверное, я был слишком сумасшедшим, чтобы понять, что это значит.
Просидев больше суток в машине без спортивных сидений, я чувствовал себя так, будто меня постоянно пинали в основание позвоночника. Я молился, чтобы рано или поздно нервы в левом бедре перегрузились и отказали.
Выйдя из отеля, я почувствовал, как накопившееся тепло уходит от земли в темноту. Ночной воздух был горячим и настолько влажным, что его можно было пить, и рубашка почти мгновенно прилипла к спине. Шон открыл багажник.
и они с моим отцом схватили сумки, пока моя мать выкатывала из вестибюля багажную тележку.
Только когда Шон поднял мою сумку вместе с остальными, я вспомнил, что не застёгнул её до конца после нашей последней остановки. Я протянул руку, но слишком устал и слишком медленно двигался. Маленькая коричневая пластиковая бутылочка викодина, которую я засунул в верхнюю часть сумки, закрутилась и упала на землю, покатившись по земле, и остановилась у ноги отца.
Он поднял бутылку, прежде чем я успел её остановить, распознал её тип и автоматически просканировал этикетку. Он уже почти отдал бутылку обратно, когда остановился, нахмурился и посмотрел на меня.
«Это, полагаю, твои, Шарлотта?» — спросил он. Он презрительно взял баночку с таблетками за дно и за верхнюю часть указательным и большим пальцами и легонько встряхнул её, оценивая уровень содержимого по дребезжанию.
«Да», — сказал я, потянувшись за бутылкой, но он отдернул ее подальше.
Усталость — не лучшее успокоительное для гнева. Моё сердце ожило, оставив после себя яркие пятна перед глазами. Я протянул руку. «Не возражаешь?»
«Что моя дочь принимает викодин? Конечно», — сказал он. Он снова встряхнул бутылку и взглянул на дату на этикетке. «И, похоже, пьёт его в огромных количествах. Как долго вы их принимаете?»