«Гарри ?» — спросил я, стараясь говорить не громче шёпота. «Кто, чёрт возьми, такой Гарри?»
Он пожал плечами. «О, всегда есть Гарри».
Внутри, небольшой, пустой вестибюль был лишь немногим менее унылым, чем предполагал внешний вид здания. У швейцара была небольшая ниша сбоку, где стояли складной карточный столик и стул, из которого вытекала набивка. На столе лежали пустые пивные бутылки, несколько мятых обёрток от бургеров «Уайт Касл», залитых кетчупом, и крошечный переносной телевизор, настроенный на один из спортивных каналов. Это рассказало мне всё, что нужно было знать о жизни и планах Голиафа.
Из зала вела только одна дверь, и мы воспользовались ею, быстро пройдя через узкий проем и рассредоточившись по другой стороне.
Следующая комната была больше и пуста. Здесь, по крайней мере, была предпринята попытка украсить интерьер: на стенах висела пара выцветших гравюр…
Иллюстрации из Камасутры. Позы выглядели анатомически невозможными, но уж никак не забавными.
В углу стоял встроенный диван. Он был обит розовым велюром и сохранил свой первоначальный неприятный оттенок благодаря прозрачному пластиковому чехлу, который его защищал – от чего именно, я с содроганием представлял. Освещение было приглушенным, в тщетной попытке создать соблазнительный вид. Единственная лампочка светила сквозь перевернутый тёмно-красный абажур. Тусклый линолеум под ногами издавал тихие чавкающие звуки, когда мы проходили по нему.
Дальняя стена была прикрыта тонкой занавеской, которая внезапно отодвинулась. Мы с Шоном мгновенно среагировали, схватившись за оружие. Из комнаты вышла азиатка с длинными прямыми светлыми волосами, в бледно-розовом пеньюаре. Она на секунду замерла, увидев нас, а потом начала кричать.
Я был ближе всех. Я догнал её одним широким шагом и, следуя примеру Шона, ударил её поднятым локтем под челюсть, целя в уязвимое место рядом с подбородком. Эффект от удара усилился тем, что она держала рот открытым, когда я его наносил.
Её зубы щёлкнули, глаза закатились, и она упала, настолько неловко, что мне не пришлось проверять, притворяется ли она. Она рассталась со светлым париком, обнажив под ним короткие чёрные волосы, плохо подстриженные. Вблизи она была не так молода, как должна была быть, и не так стара, как стала.
Я обернулась и увидела, что Шон наблюдает за мной.
«Что?» — спросил я. «Как думаешь, фраза «Гарри послал меня» сработала бы на неё?»
«Может, и нет», — согласился он, — «но давайте попробуем оставить следующего достаточно бодрствующим, чтобы он мог ответить на вопросы, хорошо? Например, где твой отец?»
Я отвернулась, не ответив. Как только мы вошли, я боролась с подспудной паникой. Мой отец, может быть, и был человеком разного склада, но неразборчивым – точно нет, а привередливость – последнее, что можно было бы проявить в таком месте. Конечно, если бы он действительно хотел воспользоваться услугами проститутки, он бы выбрал место поприличнее. Хотя бы из соображений гигиены.
Он мёртв. Боже мой, он должен быть мёртв.
Покачав головой, я не смог прогнать эту гнусную мысль. Я сжал пальцы на рукоятке запрещённого оружия. Если с моим отцом что-то случилось , я поклялся, что найду людей в «Линкольне» и буду смотреть, как падают их тела.
Единственное, что меня беспокоило, — это то, что это будет не в первый раз.
«Давайте выясним, хорошо?»
Бордель располагался на пяти узких этажах, ответвлявшихся от затхлой центральной лестницы. На каждом этаже вдоль тонкой перегородки располагались ряды дверей, ведущих в крошечные, неосвещенные кабинки. Мы с Шоном обыскали здание с нуля.
Почти все обитатели были женщинами, и в основном одинокими. Большинство рабочих выглядели азиатами — возможно, кореянками или вьетнамками. Девушки, похоже, жили в комнатах, где работали, спрятав свои немногочисленные пожитки за занавеской или в хлипком фанерном шкафу.
В этом месте был свой особый запах. Застарелый, перегретый кулинарный жир смешивался с затхлым потом и другими, более землистыми запахами, которые не могли скрыть фальшивая свежесть дешёвого освежителя для белья и лёгкий аромат ещё более дешёвых духов.
И отчаяние. Единственные замки, с которыми мы столкнулись, были снаружи, что, вероятно, и объясняло запуганное отсутствие реакции на наше появление. Если кто-то из девушек и говорил по-английски, то не придавал этому большого значения, но, полагаю, вряд ли им платили – в каком-либо смысле – за их блестящие навыки общения.
На четвёртом этаже мы выбили замок изнутри двери и обнаружили женщину старше остальных, что было заметно даже в полумраке. Её просторное жильё говорило скорее о среднем звене руководства, чем о рабочих.