Полное недоверие на лице Шона выглядело бы ещё комичнее, если бы он не отрывал взгляда от дороги. Но так ему удалось лишь в последний момент выдернуть правое колесо из канавы.
«Боже мой, — пробормотал он, едва удерживаясь от смеха. — У тебя это получается просто ужасно».
«Супер», — сказала я и перестала строить из себя дурочку. «Тебе тоже придётся это сделать. В Городе можно стать кем-то, кому не нужен мозг. Придётся просто притворяться, что у тебя нет подбородка».
«Инвестиционный банкир?» — предположил Шон, кривя губы. «Нет, я знаю — я буду политическим пиарщиком».
«Нет», — сказал я. «Нужно что-то такое, о чём они не заподозрят, что ты способен воткнуть им нож в спину. Чиновник?»
Он покачал головой. «В наши дни все плохие парни понимают, что это лицемерие со стороны МИ5», — сказал он. «Неужели мы собираемся допустить, чтобы всё зашло так далеко, что мне понадобится легенда?»
«Возможно, нет, но именно ты научил меня ценить хорошую подготовку. Хотя тебе понадобится другое имя. Шон говорит, что ты слишком крут».
«Всё дело в моей матери», — небрежно сказал он. «Когда я родился, она была большой поклонницей Джеймса Бонда».
Я ёрзала на стуле. «Тебя назвали в честь Шона Коннери?» — удивлённо спросила я. «Правда?»
Он нахмурился, словно только что понял, что это часть семейной истории, которой, вероятно, не стоило делиться. Затем он кивнул и криво улыбнулся.
«Мою сестру зовут Урсула, а младшего брата — Роджер. Вот и подумайте», — сказал он. Урсула Андресс и Роджер Мур. Кто бы мог подумать? «У нас даже была собака по кличке Но — было просто ужасно пытаться её чему-либо научить» .
Я громко рассмеялась и осознала, что мы почти достигли увитых плющом ворот, которые обозначали въезд на подъездную дорожку к дому моих родителей, и он позаботился о том, чтобы я не нервничала, сделав последнюю милю или около того намного более сносной.
«Итак, выбери себе подходящее имя для идиота из высшего общества, или я выберу его за тебя», — сказал я, несмотря на всю свою безжалостность.
«А как насчет…» эта блаженная улыбка — «Аурика?»
«Как в «Голдфингере»? Давай реалистом. Ладно, у тебя был шанс, приятель…»
«Мамочка, дорогая!» — пропищала я, как только входная дверь открылась на мой стук. «Мне ужасно жаль, что я пришла без предупреждения и всё такое, но я должна была познакомить тебя с Домиником. Разве он не божественен?»
Шон успел бросить на меня сердитый взгляд, прежде чем протиснуться в узкую щель, словно это я с таким нетерпением его туда впихиваю. Моя мать, не имея возможности как-то эффективно обороняться, отступила в выложенный плиткой коридор, и на её гладком лице отражалось лишь недоумение.
Выглядела она обычно. Ну, для моей матери, конечно. Уложенные волосы и идеальное лицо, на ней была кремовая шёлковая блузка с высоким воротом, поверх которой был надет тонкий шерстяной кардиган, вероятно, кашемировый, и, да, жемчуг на шее и в ушах. Завершила образ твидовая юбка и практичные туфли.
До мозга костей – настоящая английская леди.
И нет ни малейшего признака того, что ее держат здесь под принуждением.
Мы застыли там втроём на какое-то мгновение. Мне показалось, что я в мгновение ока увидел всё в этом строгом пространстве. Блестящий чёрно-белый диагональный ряд плиток под ногами, старую церковную скамью, служившую также хранилищем ключей от машины и нераспечатанной почты, с рядом начищенных резиновых сапог внизу, полированную лестницу из тёмного дерева, ведущую на второй этаж.
И две неопознанные куртки на крючках под старинным зеркалом.
Я взглянул на него, увидел, как в нем отражается щель приоткрытой двери в гостиную, и инстинктивно широко раскинул руки.
«Мамочка, как приятно тебя видеть», – сказала я, стараясь говорить как можно громче и как можно более простодушно. «Знаю, это нехорошо с нашей стороны – вот так вот внезапно приехать из Лондона, но Ники такой импульсивный». Я бросила на Шона обожающий взгляд, и он, надо отдать ему должное, умудрился снисходительно улыбнуться мне, не подавившись рвотой.
Еще секунду моя мать смотрела на меня с каким-то ужасом на лице, но это можно было бы объяснить только моим безумием.
Поведение. Я подождал ещё немного. Если я совершенно не прав, то просто выставил себя дураком. Но если нет…
Затем, оцепенев, она подошла и позволила заключить себя в крепкие дочерние объятия, хотя самым физическим контактом, который она инициировала за многие годы, был целомудренный поцелуй на прощание в её напудренную щёку. Она вся дрожала от напряжения в моих объятиях. Я приблизил губы к жемчужной серёжке-гвоздику в её ухе и прошептал: «Где они?»