Закончив телефонный разговор с Глитом и присоединившись к ним, я попытался поймать взгляд Шона, выразив вопросительный знак на лице.
Что, черт возьми, задумал Паркер?
Шон только что одарил меня слабой понимающей улыбкой.
Терпение, Чарли. Он знает, что делает.
Я пожал плечами, чувствуя себя не в своей тарелке. И это чувство только усилилось, когда примерно через тридцать пять минут Билл Рендельсон принёс Коллингвуду
Обратно. Паркер лишь вежливо поблагодарил представителя правительства за уделённое время и сказал, что мы с ним свяжемся.
Я ожидал, что Коллингвуд проявит какие-то признаки раздражения из-за, по крайней мере, казавшейся бессмысленной задержки, но вместо этого он просто опустил голову в этом странном нервном жесте прощания и вяло пожал всем руки.
«Уверен, мы скоро встретимся, сэр», — сказал он моему отцу, торопясь уйти. «Как только мы поймаем нашего сбежавшего агента, я поговорю с полицией в Бушвике и посмотрю, сможем ли мы хоть как-то уладить эту ситуацию».
«Спасибо», — сказал мой отец с невыразимым достоинством, словно Коллингвуд предлагал ему какую-то мелкую услугу, а не спасение всей его карьеры. Возможно, он просто возражал против скрытой угрозы: нет Вонди — нет чистого листа.
После ухода Коллингвуда именно моя мать вновь перешла к сути дела.
«Все это похоже на наше спасение», — сказала она трагичным голосом, — «но откуда мы знаем, что можем доверять ему?»
«На данном этапе мы этого не делаем», — сказал я. Она выглядела растерянной, но на мгновение единственная аналогия, пришедшая ей в голову, касалась мочеиспускания в палатках.
Шон взглянул на него и сказал: «Помните старую поговорку о том, что нужно держать друзей близко, а врагов еще ближе».
Моя мать нахмурилась, просветлённая, но не успокоившаяся. «Это похоже на отрывок из « Государя» Макиавелли ?»
«Возможно», — сказал Шон, кривя губы. «Но я больше думал о Майкле Корлеоне — «Крёстном отце 2 » .
«О», — безучастно сказала она. «И как мы узнаем, кто друг, а кто враг?»
Паркер лишь улыбнулся ей, и мгновение спустя, словно по команде, Билл постучал и вошел, размахивая в оставшейся руке картой памяти компьютера, словно олимпийским факелом.
«Я вырезал двадцать пять минут немелодичного напева и покашливания, — сказал Билл, — и сосредоточился на самой сути».
Паркер взял у него устройство хранения данных, кивнув в знак благодарности. «Мистер...
«Коллингвуд действительно немного облегчил жизнь моему подозрительному уму, — сказал он, — поэтому я попросил Чарли убедиться, что Блейлок и Камински смогут позвонить, как только их освободят, и я организовал для Коллингвуда место, где мы могли бы отслеживать его входящие звонки».
Внезапно все это сложное аудиооборудование в конференц-зале, где ждал Коллингвуд, приобрело совершенно новый смысл.
«Ты его достал», — сказал я с восхищением. «Умно».
«Я не буду ни подтверждать, ни опровергать это утверждение». Паркер улыбнулся мне, скорее глазами, чем губами, но когда он заговорил, его тон был серьёзным и мрачным. «И я, конечно же, не собираюсь делать этого за пределами этой комнаты».
Пока он говорил, он подключил флешку к USB-порту тонкого ноутбука, стоявшего открытым на его столе, и нажал соответствующие клавиши.
К ноутбуку Паркера была подключена пара крошечных внешних динамиков, выглядевших высокотехнологичными, но, несмотря на это, когда начиналось воспроизведение аудиофайла, мы плотнее сгрудились вокруг стола, чтобы послушать.
Первое, что мы услышали, был прерывистый звонок мобильного телефона, тяжелые вздохи, когда кто-то искал его в каком-то труднодоступном кармане, а затем голос Коллингвуда.
«Да?» — спросил он вместо всеобщего приветствия, и в его голосе слышалась почти скука.
Затем его голос стал резче, и на заднем плане послышался легкий стук, как будто он откинулся на спинку стула и от неожиданного звонка позволил ему резко упасть на ножки.
«Вонда! Мой господин, где вы? С вами всё в порядке?»
Микрофон был хорош, но не настолько. Мы слышали какие-то вопли на заднем плане, но их было недостаточно, чтобы разобрать слова на другом конце провода Коллингвуда. Это были просто звуковые каракули.
«Эй, эй, подожди минутку!» Он резко оборвал её речь. «Я не знаю, во что ты, чёрт возьми, ввязалась, детка, и знать не хочу … Нет, просто послушай меня .
Приходите, и мы всё уладим. А вы оставайтесь там, вне сети, и я ничем вам помочь не смогу.
В его голосе звучала грусть, а не гнев. Усталость, словно это был ритуал, который он уже много раз проходил, процедура, которую ему предстояло пройти, но он знал, что добром это никогда не кончится.