Моя мать коротко рассмеялась, но смех ее прозвучал слишком пронзительно, чтобы выражать веселье.
«Ради всего святого, вы оба такие же упрямые!» — сердито сказала она. «Пусть делает, что может, Шон. Если кто-нибудь придёт, всё будет выглядеть так, как оно есть — как врач, оказывающий помощь на месте аварии».
«Меня больше беспокоит, что его друзья вернутся с подкреплением, чем то, что они просто соблюдают правила», — сказал Шон. Он посмотрел на раненого совершенно бесстрастным взглядом. «Хорошо», — сказал он, тяжело вздохнув. «Чарли, оставайся с ним». Он повернулся к моей матери и добавил почти вежливо: «Элизабет, если ты не против помочь мне достать снаряжение, давай посмотрим, сможет ли их грузовик ещё ехать, хорошо?»
«Делай, что должен», — пренебрежительно сказал мой отец, доставая из внутреннего кармана очки и надевая их.
Я сильнее надавил на плечо Камински, но, похоже, это почти не помогло остановить прилив крови. Мои руки были в ней. Я взглянул на отца и по его лицу понял, что он понимает тщетность моих усилий. Судя по отчаянным попыткам Камински, он тоже это понимал.
«Ты должен успокоиться, если хочешь, чтобы я тебе помог», — сказал ему отец, успокоив мужчину властным голосом. Или, возможно, замедление движений Камински было просто связано с тем, что он истекал кровью так быстро, как только позволяло его учащенное сердцебиение.
Тем не менее, осознание того, что смерть крадётся за плечом, не даёт полного осмысления. Камински явно не нравилась перспектива подпустить к себе человека, которого только что послали убить. Его грудная клетка тяжело вздымалась, содрогаясь от усилий, которые он тратил на каждый хриплый вдох.
«Ты же знаешь, что этот человек — хирург высочайшего класса, и ты также знаешь, что без его помощи ты умрёшь за считанные минуты, — сказал я ему. — Теперь просто позволь ему спасти твою жалкую жизнь».
«Ты его знаешь?» — спросил мой отец.
«Да», — холодно ответил я, встретившись взглядом с Камински, видя в них боль и страх, но не чувствуя ничего. «Это он — тот, кто, отказавшись сотрудничать в Нью-Йорке, планировал с таким удовольствием изнасиловать вашу жену».
На мгновение руки отца замерли, и я подумал, что, возможно, он просто оставит свои усилия и уйдёт. Возможно, я хотел, чтобы он так и сделал.
Затем он взглянул на меня и, казалось, встряхнулся. «Мне нужен острый нож и какой-нибудь зажим», — сказал он. «Подойдёт всё, что угодно, но побыстрее!»
Одной рукой я снова вытащил из кармана швейцарский армейский нож, выхватил меньшее, более чистое лезвие и ткнул его к нему рукояткой. Он взял нож, как типичный хирург, не глядя мне в глаза и не поблагодарив, и начал срезать одежду вокруг раны.
«Вот». Шон вернулся ровно настолько, чтобы вывалить рядом с нами одну из аптечек, рулон клейкой ленты и набор инструментов. Отец едва обратил на него внимание, просто разорвал аптечку и достал стерильные салфетки, перевязочные материалы и бинты. Он быстро обыскал остальное содержимое, но там не оказалось ничего, что могло бы помочь в такой серьёзной ситуации.
Камински, вспомнил я, когда-то служил в армии. Держу пари, он бы сейчас жалел, что у него нет с собой стандартных ампул морфина.
Отец, не обращая внимания на скрепляющие свёрток с инструментами завязки, разрезал его, пальцы его были скользкими от крови. С довольным кряхтением он вытащил из свёртка плоскогубцы, приготовился к использованию и вернулся к пациенту.
«Держи его», — предупредил он. «Будет больно».
Камински, должно быть, был тяжелее меня почти вдвое, но в него дважды выстрелили, и он истекал кровью достаточно долго, чтобы ослабить его настолько, что я одержал верх. Я опустился на колени ему на грудь, отпуская рану, которая снова налилась, словно вода из потопа.
Быстро и уверенно мой отец вонзил нож в плотную грудную мышцу в верхней части груди Камински и рассёк его до ключицы. Его лицо исказилось от раздражения, когда мужчина закричал и взбрыкнул под нами.
Мой отец использовал один из распакованных перевязочных материалов, чтобы очистить лужу крови и увидеть, что он делает, а затем заткнул ей, казалось, всю свою рану.
руку в надрез, который он только что сделал.
Я не считаю себя брезгливым, но это заставило меня отвести взгляд. Мне пришлось напомнить себе, что, в конце концов, именно этим мой отец и зарабатывал на жизнь. Внутренние механизмы человеческого тела не представляли для него никакой тайны. Это был просто механизм, который сломался, а он был высококвалифицированным и высокооплачиваемым механиком. Я взглянул на его лицо и обнаружил, что он спокоен, слегка нахмурившись от полной сосредоточенности, работая исключительно на ощупь.