Виконт засмеялся:
– Если за этим мустангом отправишься ты, мы не вернемся и к концу будущей недели. Я сам.
– Что такое мустанг? – Лулу побежала за ним. – Постойте, пожалуйста. Объясните же, что такое мустанг?
– Дикая лошадь! Куда ты, Александрин, мне некуда будет ее привести – ты же бежишь за мной. Стой на месте.
Лулу остановилась, заскакала на месте, споткнувшись о какой-то бугорок, шлепнулась на землю и оказалась нос к носу со странным существом, похожим на крота и на жука одновременно. Лулу принялась с интересом его разглядывать, как будто, разлеглась именно для этого.
– Александрин! – Лулу хоть и услыхала, но поглощенная своими исследованиями, не отозвалась.
Виконт присвистнул в две ноты и на тот же мотив позвал:
– Лу-лу!
Лулу высунула удивленное лицо из травы и сказала:
– Это в Рамбуйе мне придумали такое имя. Вы его знаете? Смешно, правда?
– Правда. Смешно. Ну, посмеялись – пора ехать.
– Только, пожалуйста, надо очень быстро! – сразу забыв о странном животном и о собственном имени, заказала Лулу.
– Александрин, если ты такая поклонница верховой езды, я научу тебя ездить как следует, первым делом, не быстро, а пра-вильно. Пока мы поедем в умеренном темпе. – Он снова посадил ее впереди себя.
– Будем каждый день заниматься?
– С одиннадцати до часа.
– Сама на Арно буду ездить?
– Сама, но на Ромашке. Арно – норовистый конь, а Ромашка – поспокойней, характером помягче, одним словом, дама, приятная во всех отношениях.
– Пусть лошадка. О! Я ее повстречала во дворе, хорошая, бе-ленькая, она?
– Она. Оттого и Ромашка.
– Завтра начнем учиться?
–Ты у меня – верховой езде, а я – чему?
А вы, – Лулу поняла свою ошибку и выкрутилась, – будете повторять пройденное!
Она первая засмеялась. Ему, видно, понравился ее ответ, он присоединился, потрепав ее по волосам. Когда они добрались до дома, она чувствовала себя с ним легче, чем с подружками в Рам-буйе, лучше, чем прошлым летом. Виконту едва удалось стащить ее с лошади, так она дрыгала ногами и вырывалась, заливаясь хо-хотом. Уже и Тоня пришла, чтобы отвести ее переодеваться, а она все цеплялась за Виконта, в азарте отбрыкиваясь от Тониных рук. Виконт не только не протестовал, а наоборот, делал вид, что за-щищает ее от атак девушки.
–Ну, беги, пока я прикрываю фланги, – наконец, крикнул он, ставя ее сразу на пятую ступеньку. Лулу опрометью бросилась на-верх, услышав позади себя:
–Антонина, я пошел. Пойдите, посмотрите, чтобы девочка поела и улеглась отдыхать.
ГЛАВА 6. НАТИСК! ЛОШАДИ ПРЕЗИРАЮТ НЕУДАЧНИКА.
– Барышня, да барышня же! Я вас бужу и бужу, одиннадцатый час, а вы и не завтракали еще… – Тоня коротенькими движениями, но энергично потряхивала ее плечо. Лулу открыла непонимающие глаза. Одиннадцать, что-то важное связано с одиннадцатью… Она прикрыла глаза: луг, речка, золотой коник… А Тоня чего хочет? Та продолжала тормошить Лулу и она, наконец, сообразила, что проснулась у себя в комнатке после длинного- длинного сна. Улеглась в семь, а теперь утро, и позднее… Убедившись, что она уже не спит, Тоня подала ей дневную рубашечку, наглаженное платье. Сонная Лулу начала медленно натягивать одежду на себя.
– Ну, и раздурелись вы вчера! Просто, еле угомонили вас… Даже я такой вас еще не видела. Надо же, приехала бука букой, а тут вдруг…. – заплетая в косы кудри Лулу, приговаривала Тоня. – Даж Пал Андреич сказал: «Вот как разошлась», а Евдокия-то Васильевна вечером спрашивает: «Что, говорит, это, Тонька, по лестнице катилось с грохотом? Упало что?» А то я за вами гонялась, а вы передо мной всеми дверьми хлопали. А какая румяная приехали с прогулки! Аж красная, и лохматая вся…
Тут Лулу вспомнила разом вчерашнее, но вспомнила не в добрый час. Все предстало совершенно другим, заслуживающим осуждения и наказания.
– А…а Вик… Поль Андреич, еще что-то вечером говорил?
– Не, Пал Андреич пообедал, да уехал по делам.
– А про меня, про меня, что-нибудь говорил?– допытывалась шокированная своим вчерашним поведением Лулу.
– Да нет же, только и сказал, вот, мол, расшалилась…
– Разошлась? Или расшалилась?
– Да не знаю, и так, и так, может?
Лулу стало жарко-прежарко, стыдно так, как еще не бывало в жизни. Попробовала отодвинуть вчерашние впечатления, чтобы потихоньку обдумать потом, но картинки ярчайшим образом про-плывали перед внутренним взором: вот она хватает учителя за ру-ки, за плечи, прячется от Тони за его спиной… красная, лохматая… Что бы сказали на подобное обращение классная, математик, Мария Михайловна, наконец? Лулу сконфузилась полностью: и это гимназистка, чьи изящные реверансы отмечала даже директриса, это непреклонная Александра Курнакова, под взглядом которой теряется сама Тата Лаврова? С другой стороны, это тот человек, который иногда стесняется даже одноклассницу взять под руку? Как она посмотрит теперь на Виконта, и что же он подумал о ней?
А Тоня, не замечая ее глубокого смятения, продолжала бередить рану:
– Это еще хорошо, что мамаши вашей нету здесь до поры. Вот бы и посидели, под замком-то… Волюшка у вас пока. С Евдокией Васильевной подвезло вам знатно! – она понизила голос, как всегда, сообщая домашние секреты. – Домна Антоновна как раз на той неделе говорит, строгость, мол, нужна с детьми, чтобы они по струнке ходили, а то позорят перед людьми. Без того, дескать, много времени уходит возиться с ними! Ну, не такими словами, а как это она по-своему говорит, конечно… А Евдокия Васильевна понятно, тут же наперекор: ничего подобного, говорит, дети здоровеют, если сами по себе свободно бегают и растут на приволье. Так они покричали тогда увесисто! Заметили, барышня, тетя вам ни слова не сказала вчера, хоть и разобралась, что вас на прогулку взяли, а вы оттуда такая дикая прибыли… А завтра-послезавтра, как маменька приедет, потачки не ждите, чего-то сильно злая она на вас.
– Точно, – тупо подтвердила в уме Лулу, – маман будет запирать в комнате, ругать, говорить унижающие слова о ней за столом, хватать за ворот. И Виконт все это будет видеть и слышать… Нахлынувший ранее стыд имел веские основания! Лулу ярко осознала собственную вину и неприличие своего вчерашнего поведения. Все слова, все обещания Виконта показались неправдой. Нужна она ему, как же! Как и прежде, никому, никому… Пускай. Против его осуждения и выволочек матери у Лулу найдется универсальное оружие: она ответит, так ответит, что все узнают, с кем имеют дело, как выражается Мария Михайловна. Лулу, тряхнув головой, вырвалась, таким образом, из рук Тони, заботливо вывязывающей бантики.
– Я ведь еще не закончила, барышня, кольца ведь эти ваши и не раздерешь…
– Не нравится, не причесывай, – буркнула Лулу, уже приме-ряющая свою абсолютную броню.
– Чего это вы вдруг? Отчего ж не нравятся, такой волос поис-кать, причесывать, только, трудно…
Лулу посмотрела на нее мрачным взглядом и вышла из комнаты.
– А умываться? Барышня!
Лулу, упрямо не отвечая, пошла по коридору, твердо ставя ноги с пятки. Да, дерзость решает много проблем, не надо переживать из-за каждого слова или взгляда, не нужно мучиться стыдом от неудачной шутки, от неуместных поступков. Надо только быть одинаковой со всеми. Поэтому она резко вывернулась из толстых рук ни в чем не повинной тетки, встретившейся ей на лестнице.
– Хороша ты спать! – тем не менее, мирно заговорила Евдокия Васильевна. – Но сон, он еду не заменит. Станешь поздно просыпаться, гляди, не поправишься! Люди говорят, кто пораньше встает – тот грибки себе берет, а сонливый, да ленивый – иди после, за крапивой!
Тетке достался заготовленный для всех свирепый взгляд, что произвело худшее впечатление, чем уклонение от объятий:
– Чего опять молчишь, волчонком смотришь, куда собралась, не евши? Я что, не с тобой разговариваю? – Она крепко схватила племянницу за руку.
Лулу и тут вырвалась:
– Не хочу есть, не хочу! Раз поздно встала, опоздала, так и значит, что есть – не буду!