– Я никогда не плачу!– стиснув зубы, заявила Лулу.
– Рад слышать, но должен тебя предупредить, что если ты хоть раз повторишь свои опыты с Арно, нашим поездкам – конец! А теперь тебе надо посидеть спокойно. Поедим пока.
В пергаментном пакете оказались котлеты с хлебом, ранние огурцы, зеленый лук, грецкие орехи. Лулу чувствуя себя хозяйкой на званом ужине, деловито разложила котлеты по ломтикам хлеба. Стараясь не поглощать еду слишком поспешно, степенно сказала:
– Я люблю с горчицей, Правда, жаль, что ее нет?
– Ничего, и так вкусно. Вообще, я больше люблю сладкое, чем горькое.
Он зажал в кулаке орехи и раздавил один о другой. Лулу, отложив котлету, занялась вытаскиванием ядрышек.
– Скоро ехать! Болит еще? – кивнул он на ее забинтованные колени.
Она замотала головой. Ей и вправду уже почти не было больно.
– Тянет только немного. Это – неважно. Вот в Ростове я видела раненых, они все перевязанные, а некоторых прямо на телегах по городу везли… Кому это нужно, чтобы солдат ранили и убивали? Не простым же людям! – Ей вдруг припомнились разговоры Тани с Катей Кондратюк, к которым она прислушивалась в последние месяцы там, в Ростове.
– Э! Люди во все времена устраивали бойни, придумав при-личный повод. Не стоит копаться в причинах, тебе особенно, – он оглянулся, – Арно сегодня окончательно разбезобразничался, теперь его в реку понесло. Стой! – он вскочил и побежал к реке, на ходу приказав: – Александрин, не вздумай вставать!
Он вернулся, слегка запыхавшись, ведя в поводу игриво взбрыкивающего Арно, и разминая что-то в руке.
– Фу, поиграться ему захотелось!– он опустился на траву, вытянув, как всегда, одну ногу. Лулу снова принялась за котлетку. – Зато смотри, какая находка!
Она вытянула шею и увидела у него на раскрытой ладони... кусок земли.
– Ой, что же в этом такого?
– Это всего-навсего глина, но здесь – все. Заказывай!
– А-а-а, чтобы лепить. Вы сами будете? Вылепите меня!
–Тебя. – Виконт критически прищурился на нее. – Можно попробовать, только материала маловато. – Он принялся медленно и сосредоточенно менять форму комочка, поворачивая его в ладонях.
– Расскажи мне пока что-нибудь. Что ты там читала, «Капитана Гранта?»
– А вы это разве не читали? – подозрительно спросила Лулу.
– Ну, читал, забыл, – отмахнулся он.
Лулу принялась рассказывать сначала застенчиво, а потом все больше увлекаясь. Виконт опустил свою работу и смотрел, как она самозабвенно изображала Роберта Гранта.
– Интересно рассказываешь,– проговорил он, когда она остановилась.
– Ох, я уже охрипла, – смущенно засмеялась Лулу и потянулась взглянуть. Интересно, она получилась красивой?
– Держи! – в руках у нее оказалась влажная красноватая фигурка: тоненькая девочка, изогнувшись, приподнялась на коленях, порывисто взмахнула руками, голова запрокинута. Волосы развеваются. Лулу никогда не представляла себя такой изящной и гибкой! Удивительно, лица не видно, но можно поклясться, что вылепленная девочка кричит что-то и, наверное, радостное!
Она посмотрела восхищенно на Виконта, тот тоже слегка откинув голову, рассматривал их вместе: Лулу и свое произведение.
– В глине, на такой крошке, трудно четко передать детали. Так, намек.
– А мне очень нравится. Кажется, сейчас вскочит!
– Ты сама-то не вскакивай, раненая героиня! Значит, нравится? Что ж, приятно!
– Вы мне ее дадите?
– К чему? Потом сделаю потщательнее, обожгу.
– Ну, потом еще, а эту возьму. Пожалуйста! – запросила Лулу. – Ведь хорошо получилось и быстро!
– Дело твое. Только не воображай, будто на скорую руку можно создать нечто путное. Это просто игрушка, баловство.
Лулу кивнула и со всеми предосторожностями, чтобы не смялась, уложила фигурку в карман.
– Пора! – Виконт прикрепил Ромашку к Арно за уздечку. Лулу, кряхтя, поднялась. Виконт, сев на коня, поднял Лулу за талию и осторожно посадил перед собой,
– Что вы наделали?!
– Что такое, задел?
– Все испортилось. – Лулу горестно разглядывала смятую фигурку.
– Ах, это! Ерунда, какая!
Колени противно саднили при движении, кожу тянуло, а неприятность с глиняной поделкой довершила дело – ей захотелось плакать и, чтобы этого не делать, она стала хныкать, привалившись лбом к плечу Виконта:
– Я сама хотела… На Ромашке… Не болит уже ничего… А вы меня не спросили… как кулек какой-то… кровь, ведь, не идет уже… сами подарили и сами испортили…
– Не капризничай, Лулуша, – он забрал в руку ее волосы, слегка покачал ей голову из стороны в сторону и оставил руку на ее голове. Лулу притихла. Постепенно глаза у нее закрылись, и она погрузилась в приятную, несмотря на ссадины, дрему.
–…Ты что, у меня здесь, спишь? Мы приехали.
– Нет, не сплю… – Лулу вздохнула. Так приятно было себя чувствовать слабенькой и оберегаемой, мерно покачиваться в седле… Вот удивительно, как ровно идет у него строптивый Арно!
… –О чем задумались, барышня? Я битый час не могу стоять, дел невпроворот, замоталася! Давайте, где ссадины-то ваши, Пал Андреич пока вас ко мне на руки не сбросил, так вы и не просыпа-лися…
– Ой, Тонечка, подожди, я сейчас сама приду еще раз! – прихрамывая, она догнала Виконта, который задержался на первом этаже, и обхватила его ладонь двумя руками:
– Я хотела вас попросить!
– Что-то еще?
– Нарисуйте мне Пушкина, Александра Сергеевича!
– Как нарисовать? Портрет?
– Фигурку для игры! Вы сможете… У меня их много!
– Кого? Поэтов? Гениев? Потомков Ганнибала?
– Можно, я покажу вам? Вы все поймете сами… Можно, приду после обеда?
– Ну, заходи. Постучись погромче. И беги переодеваться, Антонина ждет.
…Лулу довольно сильно визжала, когда Тоня промывала ей раны и обрабатывала их:
– Да барышня, да не кричите так, неужто особо больно, и не такие свежие, раны-то, чистенькие…И что вы за девочка, то с братьями дралися, в синяках ходили, теперь вот…
– Тоня, ты приходи ко мне всегда, раньше Веры. Она – противная! – Лулу, как никогда, чувствовала симпатию и привязанность к Антонине.
– Это какой же скандал в доме будет, ежели каждый день, поймают! Мне и самой радостно вас утречком повидать, вы ж знаете, я, как улучу минутку... Верка и впрямь въедливая, да липучая. Давеча, как вы поехали, еще Евдокия Васильевна недовольная была, вот, мол, моду взяли, так она, Верка, значит, вцепилась в меня, как клещ иль репей какой, и давай про всех выспрашивать, этот кто, тот чей родственник… Ну, я и отшила ее… Хочу – говорю, а нет, так и отвали…
– Ты – огромный молодец, Тонечка, – с чувством заметила Лулу. Вот как ей надо было отвечать на приставания Веры!
– Пойдите, пусть тетушка на вас поглядит, что вернулися!
– Что она беспокоилась, я ведь с НИМ ездила!
– Не беспокоилась она! Кто ж беспокоиться станет, когда Пал Андреич сам присматривает? Правильно сказать – ворчала. Я-то только минутку слышала, верчусь здесь, как угорелая, и за себя, и за Катерину. Евдокия Васильевна-то, как Пал Андреич свое слово сказал, супротивничать не стала, послабление Кате дала. Отпустила-таки ее в город до Петра и Павла ...
– Какого-какого Павла?– вернулась от дверей Лулу.
– Ну, до мужниных именин отпустила, инвалид он теперь, так чтоб хоть жена рядом побыла. Это аж до двадцать девятого числа. Петров и Павлов именины в этот день, или святцев не знаете? Катькин Петр, аккурат, на этот день попал.
Двадцать девятого июня... Еще почти пол месяца… Как бы не пропустить этот радостный день, подготовиться к нему… Лулу в задумчивости не заметила, как дошла до гостиной.
Тетка, едва завидев ее на пороге, принялась выговаривать:
– Неужто трудно понять, чтò девочке подобает, а что не подобает? На себя бы поглядела: точно с войны, прости господи, разбитая да исцарапанная…– она перекрестилась.
Еще пару недель назад Лулу бы непременно огрызнулась, а сейчас… такое хорошее есть на свете, и это хорошее – главное! Только для того, чтобы что-то ответить, она сообщила, что произошла случайность, что ей совершенно не больно, а полностью утихомирила тетку тем, что обняла ее толстую, мягкую руку и попросилась к столу. Тетка милостиво коснулась губами ее кудрей и сказала с чувством: