- Я… не… знаю. О ком… вы. – Артём едва выдавил из себя эти слова, постоянно откашливаясь и сплёвывая.
- Харе пиз**ть, мы знаем, что вы там были.
Вновь звук удара. Я зажмурился от боли и бессилия. Хотелось заплакать и завыть, как бродячая собака. Сердце бешеным ритмом билось в груди, отдавая болью в висках. Всё перед глазами потемнело, я чувствовал, что начинаю отключаться.
- Может, завалим их, и дело с концом? – Спокойный голос отморозка внушал ужас.
- Пусть сначала скажут, не хочу целыми днями потом торчать у подъездов в твоей загаженной машине.
- Мы… ничего… не… знаем. – Эти слова дались мне, как восхождение на гору.
“Идите на**й уроды...”
- Короче, хрен с ними. Кончай их, Серёга.
- Лааадно. – Послышался звук передёргиваемого затвора.
- Стой! Глушитель надень, не дай бог, соседей разбудим.
- Точно, дай мне его, он в сумке.
- А где сумка, б**ть?
Я был на грани обморока, сознание медленно покидало меня. Я знал, что больше уже не проснусь. Последнее, что я слышал, так это протяжный стон Артёма и чьи-то шаги на кухне, дальше лишь темнота.
1 октября 2011
Прошло около двух месяцев после того, что случилось в моей квартире. Ни я, ни Артём никому ничего не рассказывали об этом. Мы не знали, почему те уроды оставили нас в живых. Как выяснилось позднее, Артём отключился сразу после меня и тоже терялся в догадках. Да мы особо и не говорили на эту тему. Самое главное, что остались живы, а остальное: мой сломанный нос, моя открывшаяся на боку рана, наши помятые рёбра и капли крови на паласе были лишь досадными мелочами.
Мы около получаса приходили в себя, потом нашли в себе силы подняться и стереть кровь с мебели, после чего завалились в квартиру к Соне, благо её родителей не оказалось дома. Нельзя было, чтобы моя мама узнала об избиении в квартире.
Соня с ужасом впустила нас к себе. После долгих умываний и перевязок мы, наконец, смогли более менее рассказать девушке о случившемся, наврав ей с три короба. Соня с жалостью и ужасом слушала наш сбивчивый рассказ о том, что на нас напала какая-то местная шпана и, отобрав у нас деньги, жестоко избила.
Не знаю, поверила ли она нам. Поблагодарив за помощь, мы добавили, что лучше ей будет пока не выходить из дома под предлогом болезни. Соня согласилась. Я посадил Артёма на трамвай и неровной походкой отправился домой. После этого я долго с ней не общался. Отсидев неделю дома, как мы её и просили, она стала сторониться меня в школе и старалась раньше выйти из дома. Быть может, она всё поняла, а, может, просто разочаровалась в таких крутых парнях, которые смело, бросились на восьмерых человек и получили люлей от какой-то шпаны.
Это было холодное октябрьское утро, ветер забирался даже под толстые слои куртки, заставляя ежиться от неприятной прохлады. Сегодня мы решили прогулять. Я, Артём и Захар сидели на холодной скамейке возле чужого подъезда, недалеко от школы. Мы отбросили рюкзаки на самый край, ровно так же, как и все мысли об учёбе.
Артём курил, не вынимая сигареты изо рта, я же ежеминутно стряхивал с себя пепел от его сигареты. Захар отсел на край лавочки и отмахивал от себя дым.
- Что-нибудь слышали о Лёхе и Димоне? – Артём первым нарушил уже сложившуюся тишину.
- Неа. Я их уже месяца два как не видел. – Пробурчал из-за воротника я.
“Нашёл о ком говорить”
- Кто-то мне говорил, что они в бега подались. Свалили на следующий день, после того, как Пашу убили.
- Крысы. – Я со злостью сплюнул себе под ноги и, посильнее вжавшись в скамейку, скрестил руки на груди. Теплее не стало.
- Может просто испугались.
- Мы же не испугались.
- Так это же мы. – Артём вяло улыбнулся.
“Ага, мы, супергерои хреновы”
Я хмуро посмотрел на него давая понять, что шутку не оценил.
- Захар, а ты чего замолк? – Мой голос заставил его дёрнуться и посмотреть на нас. Казалось, будто он только сейчас понял, что сидит не один.
- А о чём мне говорить?
- Да о чём хочешь.
- Я ничего не знаю.
- А ты, Тёма?
Артём молчал, глядя себе под ноги. За эти два месяца он сильно изменился, сильнее ушёл в себя. Больше не было того раздолбая и души компании, которого я знал. Казалось, рядом со мной сидит совсем другой человек, даже черты лица и голос стали грубее, а взгляд потускнел.