И тут вдруг окружающий мир как-то резко (и очень вовремя) подпрыгнул со всем своим содержимым вокруг Михаила и стремительно ринулся куда-то вдаль, в мгновение ока скрывшись из глаз. Его сменил на время бледный туман, явно не имеющий никакого отношения к базовой реальности. Поплавав неопределенное время в тумане, Михаил услышал где-то вдали все повторяющийся звук, напомнивший ему надоедливый до оскомины трезвон будильника. Звук этот доносился, по видимому, из затерявшегося в тумане мира, и именно он — то есть звук — помог Михаилу в конце концов вновь с этим миром состыковаться.
Когда Михаил открыл глаза, в них отразился тревожный мерцающий полумрак. Он подозрительно огляделся с вполне резонной для Проводника, ступившего на скользкий путь, мыслью: «А туда ли я, граждане судьи, попал, откуда выпал?..» Помещение, на полу которого Михаил раскинулся во всю ширь, было вроде бы то же самое, только почему-то пропало нормальное освещение, «яйцевизор» наверху не работал, надсадно, как телефон в пустом доме, надрывался разбудивший Михаила сигнал тревоги, и главное — он, задержанный, пребывал теперь здесь, можно сказать — в святая святых в совершенном одиночестве! Оба слуги закона куда-то таинственно сгинули. Но все это было, как тут же выяснилось, еще не самое главное: не успел Михаил подняться с пола, как из-за стеклянной перегородки до него донеслись крики, топот и звук падения тела, потом снова топот, крики и опять падение — на сей раз одного за другим сразу нескольких тел. Короче говоря — место было то же самое, откуда его отправили в туман, но происходило в этом месте что-то его устроителями явно не предусмотренное и за версту отдающее криминалом. Михаила почему-то сразу неудержимо потянуло залезть под стол. Не зря, выходит, он давеча вспомнил о терминаторе; как сказал бы дед Панас — помяни дурака, он и появится. В роли терминатора, как почти сразу заподозрил Михаил, должен был выступать Петр или Голс, а скорее всего они орудовали вместе, наверняка и Рейчел с Карриганом не остались в стороне. И в данную минуту отделение подвергалось организованному нашествию терминаторов. «Бедное отделение!..» — почти искренне посочувствовал Михаил и сделал попытку выбраться из «святая святых», подойдя к двери и подергав ее за ручку. Дверь оказалась запертой. Тогда он, не мудрствуя особо, взялся за ближайший стул и, размахнувшись, душевно саданул им в стекло. Стул разбился. На спинку, сиденье и четыре ножки. «Стулом-непробиваемое», — резюмировал Михаил, роняя спинку и прислушиваясь. Снаружи было тихо, беготня и крики больше до него не доносились, из чего можно было заключить, что основную часть криминальной трагедии он пропустил, а теперь уже практически все кончено, и торопиться на подмогу (к терминаторам, разумеется, а не к «милитцыи»), в общем-то, уже поздно. Ему ничего другого не оставалось, как усесться на хозяйское место за столом и смиренно ждать освобождения.
И освобождение в конце концов пришло. По ту сторону загородки появился Голс, налитой ультрамарином — прямо как Петр в свои лучшие минуты, — с местным огнестрельным приспособлением наперевес. Увидев Михаила, он сделал ему резкий знак рукой в сторону — пригнись, мол, не маячь, — после чего с помощью трофейного оружия проплавил для него в стекле довольно большое выходное отверстие. Выбравшись через это отверстие в приемную, получив при пролезании несколько мелких ожогов о края, Михаил поблагодарил невнятно на скорую руку Голса и помчался первым делом в глубь отделения на поиски Витяя, у которого были ключи от камеры, где томилась Илли. Неподалеку, кстати, от камеры он его и нашел, заглянув по дороге в лица по меньшей мере семи убитым, раскиданным в беспорядке по коридорам и у дверей открытых кабинетов. Витяй лежал на спине, убитый выстрелом лазера в грудь; наскоро ощупывая его карманы, Михаил на время задержал дыхание: едкий запах горелого мяса, пропитавший уже густой воздух всего отделения, вблизи убитого был силен до тошноты. Зла на Витяя Михаил не держал — такая уж у парня была работа, — о сострадании старался не думать: работу обычно выбирают по наклонностям.
Нащупав ключи в нижнем кармане балахона, Михаил их забрал, добежал несколько шагов до камеры — спящих там, к слову, не осталось и в помине, все местные жители массово воспряли от спячки и столпились у решетки, оттерев куда-то в тылы неприспособленных к тюремной юдоли «иностранцев». Поискав наскоро среди них глазами Илли и не найдя, Михаил принялся торопливо отпирать решетку.