— Заслон! — поморщившись, сухо приказал в пространство новый властитель рождающейся на глазах свободной космической федерации. Грандиозное полотно, царящее в небе за его спиной, моментально померкло, подернувшись пасмурной дымкой. Через мгновение уже не стены были продолжением огромного окна в небо, а само это окно стало продолжением спешно материализовавшихся стен, превратившись в точную их имитацию, дополненную еще картиной в самом центре. Картина, принадлежащая перу великого мастера Бодо Паркокри, изображала нечто вроде личинки матмарского ресничника в разрезе и в натуральную величину, стоящую на хвостике.
Пресветлый лорд, а ныне президент собранного им же в рекордные сроки всегалактического правительства Марк Севрый цепко просматривал бегущие перед ним по листку строчки, демонстрируя новоявленному произведению искусства позади себя все ту же равнодушную спину, какой мгновение назад и любовался на закат. Запоминать мятежные имена президенту не было нужды: эгнот — сложнейший прибор, запрограммированный на молекулярном уровне, и без того фиксировал в своей практически необъятной памяти все сигналы, поступающие на смотровой лист. Севрый лишь выхватывал взглядом из списка знакомые имена, отмечая про себя и беря на заметку их обладателей. Президент терпеливо ожидал перечня персон, подавших в отставку, не пожелав присягать новому правительству. Судьбоносное для многих высокостоящих лиц занятие президента было неожиданно прервано двумя возникшими одновременно отвлекающими факторами: донесшимся слева голосом секретарши и звуком разъезжающихся дверей. Сухощавое лицо секретарши неопределенного возраста среднего пола нарисовалось на смотровом листе левого эгнота и выпалило строго-официальным залпом:
— Ваше Величество, к вам советник по кадрам Док Ворон!
После чего проворно стерлось с листа.
Новоиспеченный президент, названный секретаршей, должно быть по привычке, королевским титулом, устремил строгий взгляд на своего советника по кадрам, уже меряющего быстрыми шагами расстояние от двери до стола. Статный, черноволосый, с вечной усмешкой в углу тонкого рта, Ворон появился в столице недавно и сразу сделал при дворе головокружительную карьеру — кстати, не в последнюю очередь благодаря пресветлому лорду Севрому. Лорду с первого же взгляда приглянулся этот молодой человек: среди беспечной знати, вечно околачивающейся при императорском дворе, ему не доводилось до сих пор встречать ни одной персоны, обладающей хотя бы десятой долей столь острого ума и таким упорным стремлением докопаться во всем до сути, какими обладал Док Ворон. При первом же разговоре Севрый был поражен ощущением мощной внутренней силы, постоянно исподволь прорывавшейся из-под маски внешнего спокойствия Ворона, силы, присущей настоящему политическому деятелю, ищущему и не находящему себе применения в нынешнем, крутящемся по собственной автономной программе мировом порядке. Лорд Севрый являлся достаточно тонким политиком, чтобы отдавать себе сейчас отчет в том, что именно благодаря этому человеку, его цепкому уму и неустанной деятельности на протяжении последних месяцев он, Марк Севрый, смог заполучить ту власть, о которой раньше не смел даже и мечтать. И лорд был, кроме того, достаточно прозорливым политиком, чтобы уже сейчас предвидеть в будущем серьезную угрозу этой своей новой власти в лице все того же Дока Ворона.
Остановившись в шаге от стола, посетитель отвесил президенту церемониальный поклон. «Слишком уж нарочито», — неприязненно отметил про себя Севрый. Да и само явление Ворона, не дождавшегося даже разрешения, чтобы войти к президенту, было чересчур бесцеремонно по отношению к главе свободной космической федерации, коей себя уже ощущал Марк Севрый.
— Добрый день, Ваше Величество господин президент! Точнее — добрый вечер! — произнес посетитель, выпрямляясь, после чего огляделся, словно бы в поисках, куда б и ему присесть.
Этот жест не ускользнул от Севрого и был немедленно расценен им как скрытая издевка, поскольку Ворону должно было быть хорошо известно, что никаких стульев, за исключением президентского, в кабинете президента не предусмотрено.
— Тут уж недолго и до коронации, а, пресветлый лорд? — добродушно осведомился Ворон, развязно подходя к столу и бесцеремонно усаживаясь на край столешницы.
Севрый, низко склонив голову, откинулся на спинку кресла и несколько секунд сидел в молчании. Когда президент поднял лицо, щеки его уже растягивала мастерски приклеенная улыбка.