Он прошел за один из дальних столиков, уселся за него лицом ко входу и сказал резной вазочке с цветочками в центре стола:
— Два больших пива, тысяча первый номер, конец заказа.
Спустя несколько секунд из бара чинно вылетело, направляясь к посетителю, раздаточное блюдо — металлический шириной в два пальца диск, несущий на себе две пузатых пенных кружки, — подлетело и зависло услужливо по правую руку от Михаила. Он снял роняющие пену кружки, поставил их перед собой на стол, сказал неподвижному блюду:
— Свободен, бой.
Блюдо нехотя проплыло обратно в бар к неласковой девушке, дожидаться там следующих заказов, а Михаил, проводив взглядом его высокомерный полет, покосился озабоченно на свои часы. Брат запаздывал уже на семь минут. «Скрасим себе ожидание», — съязвил мысленно Михаил, поднося к губам кружку, и принялся крупно глотать из нее солоновато-терпкую прохладу, причем остановился только тогда, когда обнаружил, что осушил с налету добрую половину литровой емкости, скрасив себе ею лишь десять секунд ожидания. Тогда он стал цедить пиво, втягивая его сквозь зубы тонкой струйкой и думая о том, какое неудобное время выбрал Петр для встречи: часом бы попозже ему назначить, а еще лучше — двумя или даже тремя часами позже, когда в баре плюнуть будет негде от посетителей. А теперь, видимо, предстоит им с Петром светиться тут на пару, как двум маякам в ночном океане, и один из «маяков», кстати, уже светится, и девчонки наверняка его уже заприметили и смогут, если их спросят, описать этот самый единственный «маяк», кому надо, во всех подробностях.
Костерок неприятных мыслей разгорался все ярче, и пиво его не тушило, а, наоборот, добавляло в гипотетический мысленный костер шипения и пара. Так что, когда портьера на двери отъехала, пропуская в бар второго посетителя, это едва не кончилось для первого нервным срывом. Однако все обошлось благополучно, и нервный срыв обернулся очередным легким пшиком, потому что в дверях вместо давно ожидаемого брата Петра появилась недавняя попутчица и коллега Михаила по медбригаде Наталья, к этому времени успешно Михаилом позабытая. Она, оказывается, не испарилась сразу по прибытии в отель, как сон, как утренний туман, а если и испарилась, то сейчас уже вновь материализовалась, успев за время своего отсутствия переодеться. Наталья и до того, в своем зеленом платьице, смутила практически весь мужской контингент несчастливого дилижанса (за исключением охотника, да еще, пожалуй, возницы), теперь же она выглядела просто сногсшибательно: стройные девичьи формы опутывало нечто вроде крупноячеистой паутины с застрявшими в переплетениях островками легированной стали; причем большинство крупных ячеек-прорех приходилось на довольно-таки сокровенные места, в отличие от большинства стальных островков — прикрытий.
«Привалило же такого счастья и в такой, неудачный момент!» — подумал Михаил, безуспешно пытаясь загородить лицо кружкой от надвигающейся Натальи, одновременно зло глотая пиво и наблюдая из-за кружки одним глазом, как оное счастье грациозно перемещается в пространстве по направлению к его столику. Наталья была уже на полпути к цели, когда дверная портьера вновь пришла в движение, и порог переступил третий посетитель. Михаил вынужден был отвлечься от созерцания Натальи и устремил пытливый глаз к дверному проему, вернее, к тому, кто его в данный момент загораживал.
Это не был его опоздавший к намеченному сроку брат Петр. Более того — это была незнакомая девушка. Рука Михаила, держащая литровое прикрытие, вдруг ослабла — просто позабыла, что она что-то держит, — и кружка медленно притянула своей тяжестью держащую ее руку к столу, как к надежной опоре. Михаил позабыл мгновенно о недопитом пиве и о Наталье, с интересом обернувшейся на дверь, а также о своем беглом брате Петре; в этот миг он поверил в Удачу, в Случайность, в Бога, в Черта, в Судьбу, во все невероятное, сумасшедшее, необъяснимое и удивительное, что пряталось в глубине его неуемной души с самого рождения и что давно уже было осмеяно и предано забвению в этом полностью материально обеспеченном суперраскрепощенном мире. А между тем в минувшие века явление это было широко известно, довольно распространено и именовалось, кажется, Любовью. А в данном, редком даже в те забытые времена, случае — это назвали бы Любовью с первого взгляда.