Между тем Карриган, игнорируя всеобщее внимание, переводил озабоченный взгляд с Илли на почерневшие сверх всякой меры небеса, цедя сквозь зубы:
— И где же ты застряла, старая карга, со своей обещанной помощью?..
Михаил поглядел наверх; в магической защите намечалась уже, кажется, первая брешь: над залом теперь угрожающе нависал сплошной потолок угольно-черного цвета, и в одном месте с этого нерукотворного потолка уже свисал, на глазах все удлиняясь, черный сталагмит — словно просачивался сверху в невидимую дырку поток тягучей смолы.
Карриган в сердцах плюнул в том направлении, и сталагмит мгновенно отдернулся обратно вверх, подобно обожженному щупальцу. Одновременно в двух других местах потолка проклюнулись еще два сталагмита.
— А что, Штурман, может и у нас так получится? — воодушевленно крикнул Голс и, не дожидаясь дозволения начальства, харкнул со всей дури вверх. Плевок, описав сверкающую дугу, так и не задел ни одного из сталагмитов, зато попал на излете в Петра — прямо в лоб ему шлепнул, будто птичка нагадила. Причем Михаил так и не понял, почему сверхбыстрый Петр не успел уклониться от дружеской примочки — скорее всего просто не следил за полетом Голсова плевка, а наблюдал, как истинный полководец, за попытками вражеского прорыва.
— Да ты что, через мать твою в дырявое коромысло, верблюд приблудный!!! — заорал оплеванный Петр, забывая мгновенно о нависшей сверху реальной опасности и кидаясь ураганом через зал к чересчур меткому сотоварищу.
Пока Карриган методом прицельного плевка ликвидировал прорехи в своей защите, в осененном этой защитой зале назревал тем временем на базе переплева внутренний междуусобный конфликт. Михаил, как всегда, не уследил, что именно Петр с обидчиком сделал, ему показалось, что он его попросту снес, как тайфун дерево: Голс после короткого соприкосновения с Петром отделился от пола, совершил головокружительный полет, впаялся с разлету всем телом в полки с продуктами, съехал по ним вниз под стойку, осыпаемый по пути разнообразными товарами, и потом, уже высунув осторожно голову из-за прилавка, пробурчал примирительно Петру, оттирающему неподалеку рукавом лоб:
— Да будет тебе, Штурман, извини, я ведь не нарочно…
Собирался ли Петр еще усугублять меру наказания или смилостивился после извинения, так и осталось неизвестным, потому что поблизости раздался отчаянный женский крик. Как тут же выяснилось, кричала Илли, причем кричала она уже в падении: пока общее внимание было занято поползновениями Кляксы с потолка и внутренними междоусобицами, одно из черных «щупалец» просочилось сквозь незаметную дырку в стене у пола, доползло до ног Илли, обвилось вокруг них и, дернув, потащило девушку за собой по полу. Михаил, едва увидев, что происходит, единым махом оказался с ней рядом — самому ему показалось, что его ноги в этом процессе не участвовали, а он просто вмиг перенесся к ней по воздуху одним усилием воли; достигнув Илли, он схватил ее за руки и попытался удержать, причем ему это сразу и безо всякого труда удалось. Он даже протащил ее немного в обратную сторону. Остановился Михаил, только услышав ее голос:
— Спасибо, хватит! Все в порядке!
Все же прежде, чем отпустить ее, он взглянул ей на ноги: захлестнувшая их черная петля уже исчезла — очевидно было, что мастер художественного плева Карриган отпугнул уже вражеского лазутчика своим непревзойденным искусством.
— Простите, — промолвил Михаил, отпуская руки Илли с запоздавшим осознанием того, что только что впервые к ней прикоснулся, и произошло это совсем не так, как ему бы хотелось, — а хотелось ему спасти, вырвать из цепких лап чудовища, может быть, даже вынести на руках — и чтобы произошло все это без малейшего участия вездесущего Карригана.