«Что же ты за человек, Владимир Карриган, что даже Клякса отступает от одного твоего плевка? Знаешь обо всем, что было, предвидишь то, что будет… А ведь ты знал, что случится, и мог спасти Рика, мог остановить его! Но не стал. Дал ему умереть. Да попросту убил его — убил «руками» Кляксы. За что?.. Неужели только за то, что он в этот вечер слишком бесцеремонно обратился к Илли?..»
Михаил вздрогнул, услышав знакомый голос, отвечающий в голове на его мысли: «Да, возможно. По крайней мере, я, в отличие от тебя, не считаю его вчерашнее поведение слишком ничтожным поводом для того, чтобы убить. Но вчера, стоило мне встать на пути событий и помешать ему выстрелить, меня могло просто снести потоком мировой предопределенности».
Ответ Карригана, как и всегда, не отличался ясностью, но загадочность этого ответа потрясла Михаила гораздо меньше, чем сам факт его возникновения в голове: теперь не оставалось никаких сомнений, что Карриган способен слышать его мысли. Нечего сказать — вдохновляющее открытие! Что же ему теперь — вовсе не думать, чтобы Карригану нечего было подслушивать? «Интересно, как же это осуществить? Подсказал бы кто-нибудь, да хоть тот же Карриган, технологию остановки этого процесса. Карриган, ау, где ты? Ты меня слышишь? Как же, от него дождешься практических советов, молчит вон теперь, как воды в череп набрал, ясновидец хренов!»
Рой неприятных мыслей очень вовремя прервало появление Петра: осознание того, что все эти мысли также прослушиваются Карриганом, было гораздо более неприятным, чем сами мысли. Петр возник на краю одной из картин — урезанного параллелепипеда с каким-то сюрреалистическим сюжетом в багровых тонах, — и тут же рядом с ним нарисовались Рейчел с Голсом. Все трое почти одновременно выпрыгнули из картины на пыльную мостовую. Вид у каторжной бригады был хоть и изрядно раскрасневшийся но весьма довольный, а вот состоянию их одежды по мнению Михаила, как опытного медика больше всего подошло бы сейчас определение «клиническая смерть»: светлые летние прикиды превратились за время утренней прогулки в тлеющие рубища и до сих пор еще слегка дымились, словно вся троица принимала только что участие в героическом тушении пожара — для полного эффекта им не хватало только спасенных детишек на руках.
— Блин, ну и пекло! — восхищенно высказался Голс, похлопывая себя ладонями по особо дымящимся местам.
— Да, жаркое местечко! — согласилась и Рейчел, не сдержав удовлетворенной улыбки. Не иначе как утренний променад, совершенный по какой- то раскаленной жаровне, оставил у них самые приятные впечатления. Впрочем, их-то Михаил еще был способен понять: бывшие запредельные разведчики окунулись в качестве утренней разминки в привычную атмосферу нормального физического дискомфорта, и это мероприятие с успехом заменило им холодный утренний душ. Все еще дымясь, опаленная троица бодро направилась к зданию, распространяя по окрестностям едкий запах жженого тряпья. «Страшное дело привычка», — сочувственно подумал им вслед Михаил. Что там какая-то жалкая Клякса! Жидкая несформировавшаяся планета — вот чего сейчас этим троим действительно не хватало!
— Мишка, пошли в дом! Надо кое-что обсудить, — бросил Петр, минуя Михаила, и достаточно громко для того, чтобы реплика была услышана Карриганом. Михаил было двинулся по дымному следу за братом и даже почти уже ступил через порог. Тут взгляд его скользнул непроизвольно вдоль стены, и он застыл на месте с поднятой ногой и с глазами горожанина, впервые в жизни увидившего живого быка: из-за угла здания выдвигалась неописуемая конструкция, чем- то напоминающая место, где они находились, то есть — Окраинное Месиво, но только в миниатюре, и составленное не из обрезков пейзажей, а из. частей а, вернее сказать, из элементов человеческого тела. Словно взяли изображение какого-то одного конкретного человека в натуральную величину и разрезали это изображение без определенной системы, обрезки перемешали между собой и пустили их гулять по свету, наказав ни в коем случае не терять друг друга из виду. Михаилу этот человек-мешанина сразу напомнил коренного обитателя виртуального пространства, у которого что-то не заладилось в программе. Он тут же вспомнил, что о чем-то в этом роде рассказывал вчера Странник, называя явление «салатом» или «винегретом», изготовленным некоей Лапшерезкой из жениха Скалди. Возможно, что это и был ее жених, если только никому другому не посчастливилось после него побывать в этой самой коварной Лапшерезке. Возможно, и даже почти наверняка это был он. Но Михаилу от этого было ничуть не легче, потому что человек-винегрет шел уже прямо на него — действительно шел, то есть надвигался поступательно, как бы шагами, хотя многочисленные фрагменты ног, виднеющиеся там и сям среди общего месива, в процессе передвижения вроде бы не участвовали. Как такового страха Михаил не испытывал: во- первых, где-то позади находилась Илли и наверняка сейчас на него смотрела, во-вторых, там же был и Карриган, представлявший сам по себе оружие мощное и достаточно дальнобойное. Но вполне понятная оторопь Михаила все-таки взяла, поэтому он начал медленно пятиться, лихорадочно отыскивая взглядом среди самодвижущихся запчастей что-то похожее на человеческое лицо, с которым можно было бы наладить какой-то контакт. Но пришелец заговорил сам, к великому облегчению Михаила, так как по звуку он сразу нашел в запчастях рот, к тому же речь гостя оказалась вполне дружелюбной и, кроме того, полностью подтверждала предыдущие догадки Михаила.