— Мишка, попробуй нащупать дорожку! — велел Петр брату и тут же бросил Карригану: — Да тресни ты его обо что-нибудь, может, заткнется!
— А вдруг враг решил капитулировать? Неужто мы упустим такую возможность? — усмехнулся Карриган, доставая наконец из кармана эгнот.
Михаил тем временем попытался сосредоточиться. Дорога по-прежнему не возникала, и он напрягся изо всех сил, надеясь хотя бы нырнуть в туманную пелену базовой реальности, но тщетно; на какой-то миг Михаил всерьез испугался, вообразив, что лишился напрочь своего дара: событие, которое всего пару дней назад показалось бы ему великим благом, теперь же обрушилось наподобие самого что ни на есть подлого проклятия. Но — да здравствуют здравый смысл и твердая память! — Михаил тут же вспомнил, что не одинок в своей беде, что у него имеется еще собрат по несчастью — Кики Заноза, Странник, который тоже сбился в декорациях с базового пути и также не может пока на него вернуться. Два клинических случая одновременно — это наверняка уже не крах личных дарований, а только их временный сбой в результате пагубных воздействий внешней среды, если только не эпидемия, что вряд ли. Хотя, с другой стороны, вражеский катер в Месиво как-то проник — стало быть, враг действительно обладал мощным потенциалом во всех смыслах, и это следовало на будущее учесть.
Тем временем Карриган открыл эгнот и тут же передал его Илли со словами:
— Это тебя.
Голс и Рейчел успели уже произвести несколько выстрелов в направлении покинутого отрезка, но оттуда пока еще, слава Богу, никто не вывалился, и, более того, поглядев наверх, Михаил убедился, что и без того узкая невзрачная лазейка, висящая прямо над морским пейзажем, с каждым мгновением все более сужается, так что протиснуться в нее теперь не то что катеру, но и человеку уже вряд удалось бы.
— Рэт?.. — прошептала Илли, глядя в свои эгнот с таким выражением лица, как будто ей показывали там сцену из какого-то ужастика с пожиранием детей.
Сначала эгнот молчал, потом из него донесся тихий голос, разумеется, живо заинтересовавшим всю компанию, но Карриган заглушил этот голос нарочито громкими и очень насущными высказываниями:
— Нам следует оставаться здесь и придерживать погоню, пока эта щель окончательно не закроется. Потом будем менять отрезки до тех пор, пока не найдется место, где Проводник сможет нащупать дорогу. Тогда можно будет уйти…
— …Должна вернуться… Ничто не угрожает… Твое положение… Мой долг… — едва улавливал Михаил обрывки фраз из эгнота, прорывающиеся сквозь речь Карригана.
— Что там тебе говорят? — не выдержав наконец, прервал Петр Карригана и шагнул к Илли. — А ну-ка дай мне, я с ними сам побеседую!
Карриган заступил Петру дорогу, и неизвестно, чем бы все закончилось — Михаил ожидал какого-нибудь неуловимого приема со стороны Петра с непредсказуемыми пока еще последствиями для Карригана, — как вдруг произошло нечто еще менее предсказуемое: Илли, размахнувшись, отшвырнула от себя эгнот, и он полетел по широкой дуге, с явным намерением упасть прямо в море; в тот же миг Петр вдруг временно исчез из поля зрения Михаила, и ему показалось, что на какую-то долю секунды исчез и Карриган — его исчезновение Михаил воспринял как легкую рябь в глазах, вроде дефекта изображения в старом пленочном кинофильме: есть фигура — нет — и опять она есть на том же самом месте как ни в чем не бывало. Петр отсутствовал немного дольше, в течение нескольких мгновений, и за эти мгновения Странник, стоявший ближе всех к морскому пейзажу, ни с того ни с сего резко взмахнул руками и сиганул рыбкой в воду, составив компанию пролетавшему мимо него эгноту. Брызги полетели, волна пошла, но никакого звука от падения в воду Занозы, а тем более — эгнота до зрителей почему-то не долетело: незримая грань между реальностями, оказывается, все-таки существовала и не пропускала звук, так что Заноза, упав в «картину», находился там теперь, как будто за звуконепроницаемым барьером. Сразу после этого события у кромки воды объявился Петр в лежачем виде — якобы «загораю на бережку». Странник вынырнул неподалеку от «берега» и тут же погреб к земле — он явно не имел намерения доставать эгнот из поглотившей его пучины; а Михаил уж было засомневался — не за прибором ли, часом, Заноза так самоотверженно нырнул? Однако было совершенно очевидно, что в данном случае спасение утопающих эгнотов Заноза считает делом рук их утопителей, если у тех явится охота, а сам он если о чем и мечтает, так только о том, чтобы вновь и как можно скорее оказаться на благословенной суше. И до этой суши ему было, в общем-то, рукой подать — два-три гребка, не больше, — как вдруг на втором гребке Заноза резко остановился и отпрянул — можно даже сказать, шарахнулся назад, насколько в воде можно было шарахнуться, а секундой позже прямо перед ним, преграждая ему путь к берегу, высунулась из воды у самого края картины зеленая бугристая морда огромаднейшей рыбины с растопыренной зубастой пастью.