Уже сидя в машине, Белухин спросил:
— Давно этот деятель в торговой сети?
— Без малого лет двадцать.
— Во-во! Помните, что Петр Первый говорил: «Интендант, прослуживший в армии два года, уже пригоден к повешению». Суду все ясно, суд удаляется на совещание.
Всегда благодушный, улыбчивый, Мороз неожиданно вскипел:
— Что тебе ясно, стажер, что? А ты знаешь, что этот Чеботарев — ветеран Отечественной, что у него три ордена, семь медалей и пять ранений? Что он первый сигнализирует нам о жуликах и спекулянтах? Расстроил ты меня, Николай, ну тебя…
— Евгений Игоревич, — оторопело лепетал курсант, — но ведь бывает…
— Бывает, — проворчал Мороз, постепенно успокаиваясь. — Бывает, и медведь летает — когда с кручи падает. Подозрение без оснований — оскорбительно. Запомни это, стажер.
Некоторое время ехали молча.
— А как же дочка? — робко спросил Белухин, боясь вызвать новый взрыв начальственного гнева. — Обложка-то с ее именем…
— Разберемся, — буркнул капитан неприветливо, останавливая машину перед зданием универсама.
Когда они вошли в кабинет директора, Чеботарев поднялся из-за стола и, прихрамывая, пошел навстречу Морозу с протянутой для пожатия рукой. Белый халат распахнулся, и Белухин увидел на лацкане пиджака орденские планки в несколько рядов.
— Евгений Игоревич, дорогой, помогите. Ваш коллега такого страху на меня нагнал. Какая-то сумка, какие-то сто тысяч — ничего не понимаю. Вопиющая нелепица!.. Евгений Игоревич, ну, вы же меня знаете.
Мороз обеими руками стиснул руку директора.
— Успокойтесь, Василий Трифонович, мы вас ни в чем не подозреваем. А Колю Белухина простите — стажер. Молодой еще, неопытный, может и брякнул что лишнее — от чрезмерного усердия.
— Нет, я понимаю: какие-то основания у вас есть. Но поверьте моему честному слову…
Выждав, когда Чеботарев грузно опустился в кресло, Мороз уселся напротив.
— Я уверен, Василий Трифонович, со временем все выяснится. Но… но сейчас нам действительно очень нужно узнать, как попала обложка, надписанная вашей дочерью, в сумку с деньгами.
— То есть понятия не имею. Какое-то чудовищное стечение обстоятельств.
Директор нажал кнопку. Вскоре на столе появился расписной поднос с тремя чашками ароматно дымящегося кофе и тарелками, на которых соблазнительно алела нежирная ветчина и маслянисто поблескивала твердокопченая колбаса.
— Попробуем, Василий Трифонович, разобраться вместе. — Капитан вынул фотокопию бывшей обложки и положил на стол. — Посмотрите внимательно — вдруг что-нибудь вспомнится?
Директор поднес фотокопию к глазам.
— Могу с уверенностью сказать, что к школьным делам тетрадь отношения не имеет. Видите, вверху типографское «для…». В этом месте Иола обычно писала: для уроков по математике, химии, литературе… Здесь же ничего нет. Пейте кофе, юноша, а то остынет.
— И что это может означать? — заинтересовался Мороз, отправляя в рот второй бутерброд с ветчиной.
Чеботарев наморщил лоб, вспоминая.
— Сколько лет прошло… В шестом классе Иола неожиданно увлеклась поэзией. Декламировала Есенина, Маяковского, Цветаеву, исписывала их стихами целые тетради. Не исключено, что эта — одна из них.
— Любопытная мысль. Твое просвещенное мнение, Коля? — обратился Мороз к Белухину. Тот безучастно пожал плечами, от былой активности не осталось и следа. — Василий Трифонович, могла ваша дочь дать переписать стихи подруге?
— Почему бы и нет? Могла дать, могла потерять, могла выбросить.
— Ну, это вряд ли, — подал наконец голос Белухин. — Стихи, да еще таких поэтов, не выбрасывают.
— Правильно, стажер! — поддержал капитан. — Значит, остановимся на весьма вероятном предположении: тетрадь со стихами дана на время одной из подрут, а та…
— Зажилила, — подсказал курсант.
— Скажем мягче — забыла отдать, — улыбнулся Мороз. — Как, кстати, Василий Трифонович, попадаются вам забывчивые покупатели?
— Есть забывчивые, есть, как не быть. Вот только попадаются далеко не все.
— Не ленитесь составлять протоколы, присылайте их к нам. За повторные мелкие хищения, по новым законам, можно привлекать к уголовной ответственности. Итак, тетрадка со стихами предположительно осталась у одной из школьных подруг. У кого?.. Василий Трифонович, нам нужно поговорить с Иолантой.
— Да, конечно. Но ее сейчас нет. Она — в Крыму, в санатории. С легкими не все ладно.
— Вернется не скоро?
— Путевка только началась. Мороз задумался.
— Василий Трифонович, — спросил он наконец, — с кем из школьных подруг Иоланта и сейчас продол» жает дружить? Может быть, кто-то бывает у вас?..