Должно быть, Эрвин достаточно возбудилась, развлекаясь с его задницей, но надолго её терпения не хватило. Подавшись вперёд, она ещё шире развела бёдра и потребовала:
— Армин, займись уже делом!
«Смотри, дело делай как следует. Эрвин любит, чтоб в делах порядок был», — промелькнуло в голове, и Армин закусил щёку изнутри, подавляя совершенно неуместное сейчас веселье и вместе с ним — некое тёмное чувство, ещё менее уместное, суть которого он не сразу понял.
Ревность.
Армин припал губами к сочащейся розовой плоти, пальцами осторожно раскрывая щёлку шире. Эрвин шумно дышала у него над головой, слегка ерзала, Армин ласкал её губами и языком, чувствуя, как вновь возбуждается, и мрачно думал: «Ты забудешь. Всех тех, кто был до меня, — забудешь. И тех, кто мог бы быть, — тоже. Я научусь всему, что ты захочешь мне показать, я буду лучше, чем можно представить, и тебе никто другой не понадобится, пока есть я». И даже не обратив внимания, что впервые обратился к Эрвин на «ты», пусть даже и мысленно.
— М-м-м... Армин! Да...
Конечно, это относилось не к его мыслям, а к действиям, в которых Армин был весьма усерден, вылизывая то мягко и нежно, то сильнее нажимая языком, изредка толкался им внутрь, а иногда и чуть прихватывал губами плоть. Эрвин ничего не говорила, не пыталась его остановить, только гладила по волосам, время от времени больно накручивая их на пальцы, и дыхание её сбивалось всё сильнее. Пару раз Армин даже слышал тихие-тихие стоны — и, довольный этим, продолжал с ещё большим энтузиазмом. Он уже знал, что Эрвин совсем не свойственно стонать в голос, и оттого слышать почти беззвучное «м-м-м...» было даже приятнее.
Армин немного поерзал, потёрся ноющим членом о смятые простыни — и внезапно подумал: а что, если лечь так, чтобы Эрвин тоже могла его ласкать? Хоть пальцами потрахивать в задницу; которая сейчас, надо сказать, слегка саднила, но и это казалось возбуждающим. Впрочем, эксперименты с позами вполне могли подождать до другого раза. А пока Армин, повинуясь внезапно пришедшей в голову хулиганской мысли, скользнул языком ниже, к заднице. Эрвин тихонько охнула — как ему показалось, удивлённо, однако попытки остановить не сделала. Армин, восприняв это как разрешение, принялся лизать маленькую дырочку, а потом и вовсе протолкнул туда язык. Сверху послышалось негромкое «О-о-о!..», но вскоре Эрвин слегка потянула Армина за волосы, недвусмысленно намекая, что неплохо бы вернуться туда, где был. Он не стал своевольничать, послушно выполняя это безмолвное требование и с упоением слушая, как дыхание Эрвин становится все более шумным и частым. Когда же она сладко вздрогнула с тихим стоном, Армин сам был уже почти на грани, но не торопился отстраняться. Несколько секунд — и Эрвин сама потянула его за волосы, заставляя отстраниться, но на этот раз не грубо, а мягко и аккуратно, совсем не больно.
— Армин?
— М?..
— Язычок устал? — Эрвин улыбнулась. — Иди сюда.
И поцеловала — жадно, с напором, почти трахая языком в рот и одновременно обхватывая пальцами его член. Армин невольно вскинул бёдра, толкаясь Эрвин в кулак, глухо застонал и излился. Мгновение — и Эрвин отстранилась, мимолётно поцеловав его в лоб, и прошла к умывальнику. Армин немного полежал, поднялся и, подойдя к Эрвин, обнял её со спины, утыкаясь носом между лопаток.
— Ластишься, как котёнок, — мягко сказала она, слегка разводя его руки — ровно настолько, чтобы повернуться в объятиях.
Армин поднял голову и, когда Эрвин легонько почесала его за ухом, точно самого настоящего кота, ответил:
— Знаете, я не против побыть вашим котёнком. Даже если вы наденете на меня ошейник с бубенчиком.
— А мне нравится эта мысль, — Эрвин всё-таки высвободилась из объятий и принялась сама обтирать Армина мокрым полотенцем. — И можешь обращаться ко мне на «ты», пока мы наедине, — кажется, я уже говорила.
— Мне... пока непривычно, наверное.
Эрвин не стала ничего отвечать — лишь поцеловала в лоб, как ребёнка, и подтолкнула к кровати. Армин с удовольствием забрался под одеяло и, когда Эрвин тоже легла, придвинулся вплотную, обнимая. Она не отталкивала — наоборот, обняла в ответ и легонько потрепала по волосам. Засыпать так тоже было одним из удовольствий. Не таким, как секс, но не менее приятным — а в чем-то и более. Так Армин чувствовал, что он — не просто распутная игрушка, которой попользовались и выставили за дверь, а хоть немного, но больше. Он не был уверен, что хотел бы знать, сколько на самом деле значит для Эрвин. Армину хотелось — ни много, ни мало — любви, но что-то внутри нашёптывало: ты просишь слишком много.
— Уже спишь, котёнок?
— Почти.
Он поднял голову. В слабом свете луны, висевшей за окном, точно половинка яблока, можно было различить черты лица Эрвин, но его выражения Армин так и не понял — какое-то странное, слишком нежное для неё. Эрвин молча и совсем легко коснулась губами его рта, потом вновь опустила голову на подушку, прикрывая глаза.
«Наверное, если она целует меня просто так, а не только во время секса, я что-то значу для неё, правда?..»