Более того, Слабинзон сделал с этого романа два ксерокса — себе и Башмакову, а Борис Исаакович, увлекшийся на старости лет переплетным делом, облек копии в алый ледерин. Так что Солженицын стоял у Башмакова на полке между Хемингуэем и Евтушенко. Правда, на всякий случай корешок остался безымянным.
Пауза затягивалась, и Олег Трудович поймал на себе подозрительные взгляды сотрудников, даже Нина Андреевна (а с ней у него к тому времени уже обозначилась взаимная симпатия) сделала обиженно-удивленное лицо. В такой ситуации сказать, что ты уже читал, означало попросту расписаться в трусости, если не в сексотстве.
— Давай!
— На Лубянке население принимают круглосуточно! — подсказал Каракозин.
— Тебе видней, — отпарировал Башмаков.
Когда, упрятав папку в портфель, Олег снова глянул на горбушку, воробья там уже не было — ее ворочал клювом жирный грязно-перламутровый голубь.
— Ну-у? — спросил на следующий день Каракозин и опять же в присутствии общественности.
— Очень своевременная книга! — ответил Башмаков. — Одно мне непонятно: зачем надо было государственную тайну выдавать?
— Это ты для нас говоришь или для товарища майора? — Рыцарь Джедай таинственно обвел глазами комнату, давая понять, что, вполне возможно, в лаборатории установлены микрофоны.
— Для вас.
— Мы потрясены! Ты хоть «Архипелаг Гулаг» читал?
— Не без этого… — уклончиво ответил Башмаков, слышавший несколько глав по «Голосу Америки».
— Ну и как?
— Нормально. Только атомная бомба тут при чем?
— Олег Тугодумыч, ты в самом деле не понимаешь?
— Нет.
— Государство, создавшее Гулаг, не имеет права на атомную бомбу! Понимаешь, не и-ме-ет!
— Может, и так. Но почему же Иннокентий — или как его там? — настучал именно американцам, которые, в отличие от нас, бомбу уже сбросили?!
Тут возникла неловкая пауза, и все посмотрели на Башмакова так странно, будто он пришел на работу в балетной пачке и пуантах. Бадылкин-Чубакка по-оперному кашлянул.
— На Хиросиму? — жалостливо уточнил Каракозин.
— И Нагасаки! — совершенно серьезно, даже с обидой добавил Башмаков.
И все вдруг засмеялись. Нина Андреевна хохотала почему-то громче и обиднее остальных.
— Олег Турандотович, — сурово и веско произнес Рыцарь Джедай. — Если ты не понимаешь таких простых вещей, то нам с тобой вообще не о чем говорить!
— Значит, ты… — начал Башмаков.
Он собирался выяснить, готов ли сам Каракозин, так же как солженицынский Иннокентий, сообщить геополитическому противнику какой-нибудь секрет, которыми «Альдебаран» был набит по самое некуда, но осекся, сообразив: такой вопрос нельзя задавать ни в коем случае… Однако смысл незаданного вопроса все поняли — и смех оборвался.
— Ладно, дискуссия окончена! — приказал Уби Ван Коноби и глянул на своего заместителя с грустным удивлением. И действительно, с ним долгое время вообще не разговаривали, а когда он внезапно входил в комнату, кто-нибудь негромко, как в казарме при появлении офицера, предупреждал: «Товарищ из центра» — и все сразу замолкали или переходили на показательно деловой, чаще всего издевательски бессмысленный разговор:
— Товарищ Бадылкин, а что вы думаете о рабочих качествах фильтра ФТО-3683/3?
— Что вам сказать, коллега… Фильтр ФТО-3683/3 — это совсем не то, что фильтр ФТО-3683/2.
Впрочем, Чубакка однажды тайком подошел к Олегу Трудовичу и сообщил, что он-то как раз полностью разделяет взгляд Башмакова на омерзительный поступок Иннокентия:
— Государственная тайна — это святое! А Каракозин… Ну, ты сам все понимаешь. Я вообще удивляюсь, как его тут держат…
Все знали, что Бадылкин Джедая не любил, особенно после одного действительно жестокого розыгрыша. Чубакка постоянно жаловался на желчный пузырь и даже иногда отказывался выпивать на лабораторных посиделках. И вот однажды Каракозин вскользь сообщил, что у него есть бутылочка чудодейственной воды, заряженной одним магом, которого даже приглашают к пациентам в 4-е управление. Бадылкин пристал: отлей да отлей! Джедай отлил, но строго предупредил: принимать надо каждый час, не более пяти капель на стакан жидкости — лекарство очень сильное. Нина Андреевна тоже попросила для своего недужного супруга, но ей было решительно отказано. Чубакка обзавелся специальной пипеткой, каждый час накапывал в стакан и выпивал. Через неделю ему стало лучше. И тогда Каракозин задумчиво сообщил, что этот факт подтверждает одну его давнюю гипотезу.
— Какую? — пристал Бадылкин.