— Не тебя, мадам… — сказал Осик.
И неизвестно почему Анаит Георгиевну покоробило от этого «мадам».
— Твою сестренку… — спокойно сказал Осик. — Говоришь, она там?
Анаит Георгиевна вскочила с табурета и поспешила разрушить замысел, который зародился в этом странном месте, в этот странный час, в голове этого странного человека… И она складывала слова, но желание и испуг, мольба и вопрос опережали ее речь. Ведь это невозможно, хотела она сказать, ведь сумасбродка, которая приезжает из Еревана в Красноводск ради Арсена Бейбутяна, не пойдет на такое… Но вместо этого она повторяла: «Она некрасива, она некрасива…»
Все произошло в маленьком глинобитном домике. Анаит Георгиевна ждала под откровенно издевательскими взглядами синеглазого солдата-туркмена, она смотрела на серую поверхность моря и не представляла, что на каком-то его берегу может быть город, освещенная улица, человеческая радость.
Мариамик выбежала из домика как загнанная лошадь, держа в руках бумажку о том, что Арсен Бейбутян подлежит освобождению, и она была подписана рукой Осика Осипова.
Во время расстрела комиссаров Осик стрелял из маленького револьвера, который носил под блузой, в кармане брюк.
Арсен Бейбутян узнал о похождениях сестер Тарханян и незамедлительно покинул Кавказ и бедняжку Мариамик. Он демонстрировал кавказские танцы в мелких ресторанах Парижа. До глубокой старости все его имущество умещалось в одном чемодане: шестнадцать кинжалов, три смены черкески, два бильярдных кия.
Начиная с 1924 года Осик Осипов служил в различных закавказских кооперативах.
В 1943 году в Ереване была раскрыта группа расхитителей государственного имущества и взяточников, главарем которой был Осик Осипов. Во время судебного разбирательства Осик думал, что у него есть еще много сил и желания жить, и потому боялся полагающегося по закону военного времени смертного приговора. Ему было трудно стоять на ногах. Два милиционера поддерживали его под руки, и Осик совершенно не стеснялся своего вида и того, что у него ноги подгибались на глазах у множества людей.
В ходе следствия вместе со многими делами всплыла и история расстрела комиссаров. Какая-то старая увядшая женщина вручила суду записку об освобождении Арсена Бейбутяна с подписью Осика. И когда Осик вспомнил Мариамик, в его памяти очень смутно промелькнул старый сумасшедший доктор и его исчерканная грязная бумажка. И только теперь он болезненно и мучительно хотел вспомнить, какие же цифры были написаны на том листке.
Коронный номер
«Фух!» — произнес он мысленно, собираясь исполнить свой любимый номер. На одном столике стоял белый цилиндр, на другом — черный. Опустив кролика в белый и улыбнувшись, он произносил «фух!» и вынимал кролика из черного цилиндра. Номер шел уже давно и успел изрядно надоесть публике. Однако она хлопала, потому что так было принято, существовала некая взаимная договоренность. Люди построили цирк — место, где собираются и смотрят зрелища, аттракционы, разные манипуляции и хлопают. Если бы они вдруг вздумали нарушить эту условность, то номер оказался бы совершенно ненужным. Впрочем, зрителям было приятно уже оттого, что все идет своим чередом, все на месте: освещение, манеж, фокусник, цилиндры, кролик, униформисты, администратор, выходы… Однако более всего радовался фокусу сам фокусник. Он еле сдерживал ликование, стараясь, чтобы лицо не расплывалось в улыбке, когда он вытаскивал кролика. Он испытывал благоговение перед собственными действиями и перед тем, кто придумал этот фокус.
Но в ту минуту, когда он сказал себе «фух», перед тем, как кролику очутиться в другом цилиндре, он вдруг ощутил прилив такого вдохновения, что оно вызвало совсем неожиданное ощущение — внезапно его охватила грусть. Он на миг замер, с полуулыбкой глядя на съежившегося кролика. Вот сейчас он произнесет «фух!», и кролик окажется в другой шляпе, и тут он по-новому удивился тому, что кролик вообще существует. «Фух!» — и из ничего возник кролик. Кролик сам по себе — это уже фокус, даже чудо, и не имеет никакого значения, очутится он в другом цилиндре или нет. Разве в этом фокус? Взгляд его задержался на собственной руке. «Фух!» — и он родился, «фух!» — и попал в тюрьму ни за что ни про что. Там познакомился он с фокусником, и тот научил его разным манипуляциям. А выйдя из тюрьмы, он сам стал показывать трюки. Если бы не этот фокус с попаданием в тюрьму, вряд ли он стал бы фокусником. И он был доволен, что попал в тюрьму. Смешно, конечно, но это было так.