-Она на работе…
-Неправда, - покачал головой Макс, и даже позволил себе улыбнуться. – Мы были на работе; там сказали, что у нее выходной…
-Ее вызвали полчаса назад! – с вызовом и светящимся торжеством в глазах нашлась Татьяна Алексеевна.
-Это очень легко проверить, - серьезно сказал Макс, доставая «трубу».
Оперативникам, топтавшимся на пороге, эта игра начинала надоедать. Они не могли понять, с чего это следователь любезничает с матерью подозреваемой. Припугнуть хорошенько – она и запляшет…
-Гражданка! Где ваша дочь? – выкрикнул старший из оперативников – лейтенант. – Она подозревается в хранении и сбыте наркотиков…
Мать Полины бессильно опустилась в кресло. Торжество в глазах погасло. Но слабость ее была недолгой, она быстро пришла в себя. Такое случается с одинокими, самостоятельными женщинами.
-Это ты… подстроил? – тихо спросила она, глядя на Максима с нескрываемой ненавистью. – Отомстить ей хочешь?
-Зачем же? – тоже тихо начал он, но, поняв, что доказывать что-либо бесполезно, перешел на деловой, чисто официальный тон. – Ну, так где Полина?
-Нет ее, ты же видишь…
-Где же она?
-Она… - мать помедлила, голос дрогнул. – Она живет у бабушки… Она ведь там прописана…
Заметив странную тень, скользнувшую по его лицу, она заговорила громче, тверже, жестче: - Запомни, у нее есть молодой человек… Они давно уже встречаются… Любят друг друга… И если ты помешаешь…
-Сержант, - Макс обернулся к двери, - запишите адрес, номер телефона и - догоняйте меня… А вы, лейтенант, останьтесь здесь… На всякий случай!
Хотел еще сказать о телефонных звонках, что нельзя подпускать к телефону, но раздумал и молча вышел…
11
В квартире было тихо.
Димка давно уже спал. Угомонилась и Ирма – ее тело смутно виднелось на светлой обшивке дивана. Уснула и собака в прихожей. Она долго (серым, мохнатым шариком) моталась по квартире, что-то опрокинула, что-то разорвала зубами, а потом забилась под трюмо и затихла.
«Надо позвонить домой!»
Он вышел в прихожку, зажег свет, подошел к телефону. Зажужжал диск, отсчитывая цифры номера.
Гудок… еще один… голос:
-Алло…
-Привет, это я…
-Привет… Что там случилось?
-Умерла тетя Эрна… Помнишь, я рассказывал….
-Помню… От чего?
-Сердце… Ее сейчас увезли в морг. Я задержусь здесь. А может и до утра останусь… Если что – звони на «трубу»…
-И дочь ее там? Ну, Ирма?
-Здесь. Где же ей быть… Кое-как успокоил…
-Долго пришлось успокаивать? (Шутила, и в голосе – ни намека на раздражение или ревность. Умница!)
-Порядочно… Измучился!
-Ничего, ты у меня сильный…
-Ну, ладно, пока. Целую…
-Пока! И я тебя тоже…
Положил трубку, стало легче. Словно в спертый, задушенный воздух квартиры ворвался свежий ветерок. Хорошо, что у него есть Олька!
Выключил свет, вернулся в зал. Хотелось выпить горячего кофе, но вспомнил, где находится, и усмехнулся. Кофе! Здесь и чаю-то не найдешь…
Ирма что-то хрипло выкрикнула во сне. Он подошел. Лицо спящей было безмятежно. Жесткие черты смягчились, стали более человечными.
Эх, Ирма, Ирма… Что же ты с собой делаешь! Вспомнилось, как она однажды, расчувствовавшись, рассказывала о своей жизни…
В шестом классе (в шестом!) бросила школу. Начались гулянки, пьянки, мальчики и не только. А впервые переспала с мужиком (друг отца) в тринадцать с половиной. Ушла жить к нему. Пьянки, пьянки, пьянки… Спала со всеми его друзьями и собутыльниками подряд, без разбору… Влюбилась в одного из них – в Егора, парикмахера. Ушла к нему. Жили втроем: Егор, его сожительница Лариска и Ирма.
Потом сошлась с братом Лариски – Виталиком. Жила и с ним и с Егором. Тогда и Димка родился. Ни тому, ни другому ребенок был не нужен. Вернулась домой (отец к тому времени умер), родила, оставила ребенка матери, и опять к своим… Через два года Виталик женился, а Егор просто вышвырнул ее из дома. Вернулась к матери…
Он закурил, сел в кресло. Ничего не поделаешь, зарубки на всю жизнь. Только иногда просыпается в ней что-то человеческое. Но покажи ей бутылку, позови – пойдет, без разбору: куда угодно и с кем угодно, и ляжет под любого… А назавтра, протрезвев, начнет плакать, каяться, просить прощения, и снова… Даже сейчас разбуди, поставь бутылку – и делай с ней все, что хочешь! Вытерпит любое унижение, хоть ноги вытирай. Привыкла, и другого обращения никогда не видела. Пьяная творит невообразимое, протрезвев – ничего не помнит. Хоть подходи, раздевай и… Дрожь брезгливости сотрясла все его существо. Он погасил окурок, достал из-под стола бутылку пива – до утра еще далеко…