О нет. Нет. Только не это.
Обещания.
Обещания.
Я не могла доверять обещаниям.
— Я кое-что знаю о том, как держать людей на расстоянии вытянутой руки, впуская только тех, кто не представляет опасности для твоего сердца. Я понимаю необходимость. Я делал это всю свою жизнь. Но я говорю тебе сейчас, что я больше не хочу этого делать. Дай нам шанс, Хейвен.
— Я не могу. И ты не хочешь меня, Трэвис. Это не реально.
Он коротко рассмеялся, нахмурив брови. Он выглядел расстроенным и оскорбленным.
— Ты не можешь говорить мне, что я чувствую.
Я покачала головой, отрицая его слова, отвергая его. Он мог думать, что у него есть чувства ко мне, но это не так. Это был хороший секс, вот и все. И, возможно, он пал жертвой некоторой конкуренции, которая, по его словам, сработает на Гейдже. Хотя это пройдет. Рано или поздно, это пройдет. Я видела Фиби. Она была самой красивой женщиной, которую я когда-либо видела. Шелковистые гладкие волосы, глаза голубые, как летнее небо, ноги, уходящие в бесконечность. Она была из тех женщин, с которыми он встречался. Да и дело было не только в том, что она была красива, совершенна во всех отношениях. Он был готов жениться на ней меньше месяца назад.
Как он смеет говорить, что хочет получить шанс со мной, когда очевидно, что он потеряет интерес, когда придет в себя? Я не смогу этого вынести. Не смогу.
— Ты... восстанавливаешься. Ты можешь думать, что у тебя есть ко мне чувства, но это не так.
— Кто сказал?
— Все, — выдохнула я. — Все говорят.
Он скрестил руки на груди, рассматривая меня.
— Значит, я не могу хотеть тебя — видеть наше будущее — из-за какого-то условного правила о том, что отношения сразу после разрыва обречены на провал?
— Да. И... в любом случае, это не имеет значения. У нас не может быть отношений, потому что я уеду. Я должна уехать.
— Ты не обязана.
Я отрывисто кивнула.
— Я должна. Должна. Это часть плана.
Не останавливайся. Продолжай двигаться. Избегай боли. Не искушай себя дополнительной болью. Сохраняй дистанцию. Продолжай уходить, пока другие не покинули тебя.
Я заслужила это, не так ли? После того, как всю жизнь не могла убежать? Теперь я контролирую ситуацию. Я.
Он издал небольшой печальный смешок.
— Да. У меня тоже был план, Хейвен. Планы не всегда срабатывают. У нас не временные отношения.
— Да. Потому что у нас вообще нет отношений. Мы друзья.
Я увидела, как это слово задело его, и отвела взгляд, глубоко вздохнув и собираясь с духом. Я улыбнулась, оглядываясь на Трэвиса, протягивая ему руку, но отдергивая ее до того, как мы соприкоснулись.
— Давай не будем затягивать это, Трэвис. Ты мне небезразличен. Я не хочу, чтобы кому-то из нас было больно. В этом никогда не было смысла. Нам было весело и все, верно? — я одарила его улыбкой, которая, я была уверена, выглядела такой же неуверенной, как и чувствовалась. — Это было хорошее время, и я буду вспоминать тебя... с нежностью.
Он поморщился.
Мои глаза горели.
Ты ужасна, ужасна, ужасна.
Так будет лучше.
Так будет лучше.
Так будет лучше.
Я могла видеть, как он размышляет, обдумывая, что сказать. И поэтому прежде чем он успел сказать что-то, что ослабило бы мою решимость, я отвернулась.
— Прощай, Трэвис.
Я не стала дожидаться его ответа, поскольку практически взлетела вверх по лестнице в безопасность своей комнаты.
Трэвис
Глава 27
Трэвис
Пойти к ней сейчас?
Подождать до завтра?
Я сидел в затемненной гостиной и строил планы.
Была сотня вещей, которые я мог сделать, чтобы отсрочить то, что она планировала как неизбежное. Вынуть свечи зажигания из ее машины... Установить контрольно-пропускной пункт для какого-нибудь сфабрикованного «преступника в бегах», которого на самом деле не существовало.
Я видел нерешительность на ее лице. То, как ей было больно причинять мне боль.
Как только мои эмоции улеглись, и я перестал накручивать себя, я понял, что знал правду. Она заботилась обо мне, я знал, что это так. До какой степени, я не был уверен, но она заботилась. Я видел это. Я чувствовал это.
Она была напугана. И я понимал это. Мне хотелось утешить ее, убедить, что я не причиню ей вреда. И, возможно, сегодня она будет наиболее восприимчивой. Или, возможно, ночь в одиночестве — без меня — сделает свое дело. А если нет, я перейду к плану Б, В, если необходимо Г.
Я успокоил свои пальцы, рассеянно барабанящие по деревянному подлокотнику кресла, в котором я сидел.
Неужели я снова строю козни после того, как у меня только недавно произошел прорыв?
Меня охватило смятение.
Хорошо, да, но это было другое.
Это — позволить Хейвен уйти без борьбы — было так больно, тогда как отказ от материальных благ — нет. Я мог справиться с определенными видами потерь перед лицом более важных целей. Но это... Я точно мог сделать что-то, чтобы остановить эту боль, повернуть все в свою пользу.
Входная дверь открылась, затем закрылась, тихие звуки пьяного пения достигли моих ушей. Человек споткнулся, выругался и начал петь, войдя в гостиную, где я сидел.
— Привет, Истон.
— Святое дерьмо! — он споткнулся, поймал себя, вскочил, когда заметил меня, вслепую потянулся за — как я предполагаю — ближайшим оружием и подошел к зонтику на подставке у двери. Он комично держал его перед собой, тыча им в воздух.
— Расслабься. Тебе не нужно защищаться.
Истон, казалось, был не убежден, подозрительно уставившись на меня, лишь слегка покачиваясь.
— Я слышал, у тебя хорошо идут дела в пожарной части. — Там работал один из моих лучших друзей, и он сказал мне, что парень трудолюбив. Быстро учится. Прилежный.
Подозрение на его лице смешивалось со страхом и некоторой долей удивления, его опьянение не позволяло ему скрывать все свои эмоции.
Однако он попытался.
— И что? — он стоял прямо, изображая безразличие.
— Это хорошо.
Он прищурился на меня, как будто пытаясь определить, какую шутку я над ним разыгрываю.
— Ты не собираешься ничего сделать, чтобы мне все испортить?
— Нет, я не собираюсь делать ничего, что могло бы тебе все испортить. Хотя ты скоро уезжаешь, так какое это имеет значение?
Он смотрел на меня мгновение, а затем испустил долгий вздох, покачнулся и опустился на кресло рядом с ним. Он провел рукой по волосам. Волосы были волнистыми, не кудрявыми, как у Хейвен. И его глаза были другого цвета, но форма была той же.