В начале девятнадцатого века уже большая страна, Пруссия, произвела масштабную педагогическую революцию, которая наглядно доказала, что успешно развивающаяся страна — это страна успешно развивающихся граждан.
Король Фридрих-Вильгельм III затеял эту реформу не от хорошей жизни. После поражения в войне с Наполеоном его страна потеряла самые богатые свои владения, осталась с разоренной казной и подорванной экономикой. Единственным достоянием разгромленного государства были его жители. Кроме как на них, надеяться стало не на что: или выплывут сами и вытащат страну, или всё погибнет.
Государство, во-первых, перестало мешать людям распоряжаться своей судьбой — в 1807 году крестьяне получили свободу. А во-вторых, начало учить граждан «плавать» — учредило систему образования, вдохновленную самыми светлыми умами тогдашней Европы: Гумбольдтом, Песталоцци, Фихте. Учительские семинарии готовили преподавателей нового склада, которые прежде всего обучали бы детей думать и делать правильный выбор во всякой ситуации. Эта способность — действительно главная для всякой личности — ценилась в новосозданных «народных школах» выше утилитарных навыков. Целью воспитания было превращение Пруссии из страны крепостных крестьян и измордованных рекрутов в страну свободных, образованных людей, жизненный успех которых будет зависеть не от социального происхождения, а от личных качеств.
Стоит ли удивляться, что в первой половине девятнадцатого века Пруссия осуществила невиданный рывок, позволивший ей объединить Германию и сделать ее сильнейшей страной Европы? Немецкое образование, немецкая наука, немецкая промышленность, немецкое сельское хозяйство, немецкие товары, да и немецкая армия, состоявшая из инициативных, грамотных солдат — вот прямые следствия великой педагогической реформы.
Но немецкий опыт свидетельствует и о том, что педагогика, этот мощнейший инструмент, при неправильном или злонамеренном обращении с ним может привести человечество к беде. Катастрофа, происходящая сегодня с Европой, — тоже в значительной степени следствие немецких педагогических экспериментов. Дело в том, что прусская школа, первоначально задуманная как питомник свободных, активных граждан, в середине прошлого века резко изменилась. Низы — крестьяне, рабочие — стали слишком образованными и много о себе понимающими; они возжелали гражданских прав, уважения, достойных условий жизни, что в конце концов привело к революции 1848 года. Но к тому времени правительство окрепшей Пруссии ставило перед собой уже другие цели: построить не общество свободных (а стало быть чересчур требовательных) людей, но военную империю, которая будет диктовать свою волю всей Европе. Такому государству тоже полезны образованные подданные — но именно подданные, то есть не граждане, а исполнительные слуги. И с 1850-х годов цель прусского, а затем общенемецкого воспитания резко меняется. От педоцентризма оно переходит к этатоцентризму, к ориентации на запросы государства. Теперь задачей образования стали дисциплинированность, послушание, коллективизм, почтительность к институтам и авторитетам, национализм, гордость за державу, культ армии — набор качеств, полезных для империи. Лучшая в мире школьная индустрия работала превосходно, просто теперь она стала выпускать иную массовую продукцию: патриотичных, послушных, преданных рейху бюргеров, чиновников, солдат. Это было мощное и бесперебойное производство. Созданный им германский каток вот уже во второй раз с начала столетия пытается подмять и заасфальтировать Европу. Увы, это тоже «плоды просвещения».
С моей точки зрения, отлично налаженная педагогическая система Третьего Рейха — убедительный пример того, как ни в коем случае нельзя воспитывать детей. Даже не с точки зрения общечеловеческой морали (я отнюдь не моралист), а просто с точки зрения эффективности и целесообразности. Делать из ребенка сначала юного гитлерюгендовского истерика, а потом нерассуждающего солдата — это все равно что заколачивать микроскопом гвозди. Человек способен на большее. Выражаясь цинически, им можно воспользоваться гораздо лучше.