На втором этаже я попросил шепотом:
— Пожалуйста, тише. Не разбудите малышей. Тут прятать негде. Дети нашли бы. Они всюду суют свои носы.
Не отвечая, страшный человек заглянул сначала в Морскую спальню, потом в Лесную. Лунный луч лежал прямо на личике Руты, оно казалось совершенно ангельским.
— Маловато детей для приюта, — сказал мне Гарбер на лестнице. — Похоже на прикрытие. Чем вы тут на самом деле занимаетесь?
— Поиском сокровищ.
— Это хорошо, что вы шутите. — Бугристое лицо оскалилось улыбкой, в которой не было и признаков веселости. — Со мной редко шутят. Собственно, никогда.
— Я не шучу.
И я стал рассказывать про свою педагогическую теорию, но он, похоже, не слушал.
— Наверху что?
Я объяснил. Он постоял, глядя на меня спокойными, немигающими глазками. Что-то прикидывал. Потом решил.
— Вы не боитесь, что я найду доллары. Значит, они не в доме, а в каком-то другом месте. Идемте-ка.
Крепко взял меня за локоть, повел вниз.
— Эй, ребята, кончайте искать. Приступаем к сердечной беседе.
Эти слова, видимо, были у них условленным сигналом, потому что в следующее мгновение серый подскочил ко мне сзади, взял за горло, что-то там сжал, и из меня будто вышла вся сила.
Еле переставляя ноги, я дал себя усадить. Мышь завернул мне руки за спинку стула.
Громила снял пиджак, похрустел суставами.
Гарбер стал спокойно объяснять:
— Сейчас Миллер (это не фамилия, а кличка — он растирает в муку лучше любой мельницы) будет ломать вам пальцы. Один за другим. Пока не скажете, где доллары.
И засунул в уши затычки.
Ужасная боль пронзила мой левый мизинец. Я прокусил губу до крови, чтобы не закричать, не разбудить детей.
Озадаченно посмотрев на меня, Гарбер велел:
— Еще.
Опять то же самое, теперь с безымянным пальцем. Только бы не завопить! Такое ночное пробуждение станет для воспитанников ужасной травмой, которую потом придется залечивать.
— Еще!
В третий раз, как ни странно, боль была уже не такой острой. Должно быть, начала неметь кисть.
— Ну вы и субъект, пан Данцигер. — Гарбер вынул затычки. — Я смотрю, теория о поиске сокровищ вам дороже жизни.
Значит, все-таки кое-что из моих объяснений он услышал.
— Доллары у меня есть, — сказал я, с трудом ворочая языком. Из губы по подбородку стекала кровь. — Но я их не отдам, хоть запытайте до смерти. Это лишит меня смысла жизни.
— Ишь ты… Детей, значит, любите. А если мы сейчас какого-нибудь малютку — например, ту, с ангельским личиком, притащим да обработаем? Думаете, кишка тонка? Видели бы вы, какие дела приходится проворачивать.
— Не думаю, что тонка, — ответил я. — Это будет очень тяжелое для меня зрелище, но денег я все равно не отдам. Без них дети так или иначе погибнут.
Гарбер надолго замолчал, шевеля густыми бровями.
— Ну-ка, расскажите мне про вашу педагогику еще. Поподробнее. Отпусти его, Мышь.
Никогда еще я не излагал свою гипотезу в таком состоянии. У меня ломило в висках, на левой руке будто висела раскаленная гиря. Но я очень старался и скоро, увлекшись, забыл о боли.
— Вы полоумный шлимазл, Данцигер, — сказал Гарбер минут через десять. — Надо бы прикончить вас, другим упрямцам в острастку. Но без таких психов на свете скучно. Живите, черт с вами. Мышь, вызови «скорую помощь», пану надо загипсовать пальцы.
Как я уже писал, «Двенадцатку» в Гетто боятся, но это страх, не лишенный уважения. Потому что часть своих барышей эти бандиты тратят на робингудство: подкармливают голодающих, иногда кого-то спасают или укрывают. И у них действительно есть собственная «скорая помощь», неплохо работающая. Конечно, делается это не из доброты, а по расчету. Без молчаливой поддержки населения темные дела под носом у немцев проворачивать было бы трудно.
— Предлагаю взаимовыгодное сотрудничество, — сказал далее Гарбер. — Возьму вас на абонемент. Платите всего 500 долларов в месяц, и за это мы гарантируем приюту полную защиту. От Юденрата, от полиции, от воров и всякой шпаны. Никто никогда вас не тронет. Соглашайтесь. Предложение выгодное.
Мне было понятно его великодушие: чем без смысла резать курицу, пусть лучше несет яйца.
— Сто, — сказал я.
Он засмеялся. Мы долго торговались и сошлись на двухстах пятидесяти. Кажется, своей торговлей я завоевал у Гарбера не меньше уважения, чем стойкостью под пыткой.
Сломанные пальцы срослись, а сделка оказалась для нас невероятной удачей. Мало того, что за все эти месяцы нас не потревожила ни одна инспекция или проверка, хотя этот род вымогательства в Гетто чрезвычайно распространен. Гарбер делает для нас намного, намного больше. При всякой проблеме — хоть водопровод прорвало, хоть крысы в подвале завелись, что угодно — я звоню Гарберу, и проблема моментально решается. Телефон, кстати говоря, тоже поставил он, это в Гетто несказанная роскошь. Кроме того, мне больше не нужно рисковать, сбывая доллары на черном рынке. Гарбер сам производит обмен, по льготному курсу.