— Вы опоздали на пятнадцать минут, — хрипло сказала хозяйка, безбожно картавя.
Сквира замер. Рука инстинктивно дернулась к внутреннему карману пиджака и извлекла удостоверение.
— Капитан госбезопасности Сквира, — несмело представился он.
Перед столом стояло второе кресло, но Северин Мирославович не решался сесть.
— Это хорошо, юноша, что вы не оправдываетесь, — строго произнесла дама. — Я не люблю этот бессмысленный лепет… — Она взяла удостоверение и потянулась к кожаному футляру с очками. — Я ожидала чего-то более внушительного, — заметила она, вчитываясь, — обилия гербов, печати на веревочке, приказа после прочтения застрелиться…
— Я сам был… э-э-э… в свое время разочарован, — признался Северин Мирославович.
— Капитан… — продолжала Марта Фаддеевна. — Hauptmann … Это ведь не очень высокий чин?
— Три звания до генерала.
— А вы оптимист! — старуха рассмеялась и величественно указала на свободное кресло. — Можете сесть.
Это прозвучало как команда. Сквира быстро выполнил ее.
Старуха вернула удостоверение и, покосившись на гостя — будто пытаясь понять, способен ли он оценить ее жест, спросила:
— Желаете кофе?
— Да, — Северин Мирославович постарался вложить в голос подобающую случаю благодарность.
— Мой кофе с коньяком, предупреждаю.
«В четыре часа дня?» Сквира согласно махнул рукой.
Дама поднялась и неторопливо прошла в другую часть комнаты. Женщина оказалась довольно высокой и на удивление энергичной. С прямой, как у курсанта военного училища, спиной. Ей в равной степени могло быть и шестьдесят, и восемьдесят лет.
На полпути она обернулась:
— Между прочим, мне семьдесят два. Так что вы, молодой человек, могли бы и помочь.
— Просто мистика какая-то, — прошептал Сквира, вставая.
— Мистика? — старуха приподняла бровь.
Северин Мирославович смутился и, глядя в пол, промямлил:
— Я только что подумал, что вам лет… э-э-э… пятьдесят, Марта Фаддеевна.
— Гм, — старуха повернулась к шкафу и вынула из портфеля, стоявшего на одной из полок, термос. — Грубая лесть. Впрочем, молодежь совершенно разучилась делать комплименты, так что вам это все равно идет в зачет.
Даже не убедившись, что гость успел подойти, она протянула назад изящную кофейную чашку на блюдце. Северин Мирославович неуклюже рванул к ней и едва успел подставить руки.
Старуха щелкнула замком портфеля и направилась обратно к своему столу. Капитан пропустил ее вперед, дождался, пока она сядет, и сел сам.
Хозяйка налила ему кофе из термоса. Напиток оказался густым и ароматным. Коньяка, правда, в нем было больше, чем он ожидал.
— Прекрасно! — искренне одобрил Сквира.
Марта Фаддеевна кивнула. Себе она поставила рюмку и наполнила ее чем-то из черной бутылки с этикеткой на французском.
— Вам не полагается — вы на службе. А мне кофе уже хватит.
Она затянулась сигаретой, потом аккуратно положила ее обратно в пепельницу и отхлебнула из рюмки, светски отставив мизинец.
— А у нумизматов другая комната? — спросил Сквира.
— Другая? — удивилась Марта Фаддеевна. — Почему?
— На входе висит табличка… Это же общество филателистов?
Дама рассмеялась странным скрипучим смехом.
— Это общество всего. Все сумасшедшие, тратящие жизнь на собирание никому не нужных линялых тряпок, металлолома и обрывков бумаги, добровольно записываются ко мне в гроссбух, да еще и платят взносы.
— Значит, нумизматы тоже входят в общество филателистов?
— И бонисты, и филокартисты, и филуменисты, и благородные фалеристы…
— А вы сами, Марта Фаддеевна?
— Я поклонница металла, капитан. Нумизмат. Собираю монеты.
— Филателисты не жалуются? Это ведь их общество.
— Пусть только попробуют! — хмыкнула она и тут же, без паузы, будничным тоном поинтересовалась: — Вы уже поймали убийцу Ореста?
— Нет еще, не поймали, — отозвался капитан и счел необходимым добавить: — Но с вашей помощью надеюсь его поймать.
Старуха вновь затянулась сигаретой. Похоже, ответ ей понравился. Сквира почувствовал себя комфортнее.
— Можно мы просто побеседуем? — предложил он. — Я пока не представляю, о чем вас спрашивать…
— Вы всегда так откровенны? — Марта Фаддеевна улыбнулась и откинулась на спинку кресла.
Сквира осторожно пожал плечами, искоса посмотрев на нее. Женщина, похоже, была настроена вполне благодушно.
— Я, увы, офицер органов правопорядка…
— Ну-ну, — рассмеялась старуха.
Несмотря на разгар дня, комната Волынского областного общества филателистов тонула в полумраке. Были ли тому виной крошечные размеры покрытого пылью окна или многочисленные мрачные массивные шкафы, загромождавшие все вокруг, — не понятно. Однако света проникало внутрь на удивление мало, и дальние углы совершенно скрывались в черных тенях. У Северина Мирославовича было ощущение, что они, сидящие за ярко освещенным столом, находятся посреди моря тьмы, отрезанные от остального мира.
— Вы захватили с собой альбомы Ореста?
Сквира опешил. Старуха опять рассмеялась.
— Советую вам почитать Сименона, молодой человек. Убили нумизмата. Следователь приезжает в логово коллекционеров…
— Да, вы правы. Я… э-э-э… привез альбомы Ревы.
Капитан поднялся и подошел к окну. Шпингалеты, старые и разболтанные, страшно было трогать — того и гляди отлетят, но он все-таки дернул задвижки. Окно открылось с легким скрипом.
Холодный сырой ветер немедленно ворвался в комнату, промчался по полкам и зашелестел старыми журналами. Парочка бурых листьев, принесенных невесть откуда, влетела внутрь и, плавно кружась, села на красочный альбом, лежавший на подоконнике.
Внизу, у входа в здание, стоял милицейский «бобик», щедрой рукой выделенный капитану начальником володимирского райотдела. Водитель прогуливался рядом. На звук открывающегося окна он поднял голову.
— Заноси, — коротко бросил ему Северин Мирославович и захлопнул створку.
Под деланно равнодушным взглядом старухи он подобрал сухие листья, влетевшие с улицы, и бросил их в переполненную корзину для бумаг.
— Вы хорошо знали Реву? — спросил Сквира, возвращаясь в кресло.
— Лучше, чем свою одиннадцатилетнюю внучку, — ровным тоном ответила Марта Фаддеевна. — Она живет в Москве. Увы!
И что должен означать такой ответ? Старуха знала Реву хорошо или плохо?
— Когда вы познакомились?
— С Орестом? Считаете, дама может помнить подобные вещи? Впрочем, это случилось после нашего переезда в Луцк. Мужа перевели на Волынь в семидесятом.
— И вы стали с Ревой друзьями?
— Товарищами, — кивнула Марта Фаддеевна. — Одинаковые увлечения, возраст, довольно частые встречи…
— А как вы увлеклись нумизматикой?
— О, это случилось очень давно. Я тогда училась в Школе Коминтерна, и у меня там был роман с одним не в меру горячим датчанином…
Капитан не сдержал улыбки.
— Мне просто было любопытно, — серьезно пояснила старуха. Она медленно выпустила дым из ноздрей и отхлебнула из рюмки. — Вот этот датчанин и подарил мне первую монету. Римский денарий-антониан, выпущенный в провинции Испания во втором веке нашей эры.
— Звучит захватывающе, — признался Сквира. — Вы его храните?
— Вот еще! — возмутилась старуха. — Я его сразу же поменяла у преподавателя истории коммунистических движений на византийский золотой солид седьмого века.
— Не жалеете?
— Это пусть тот преподаватель жалеет. Не знаю, о чем он думал, когда весьма настойчиво предлагал мне такой обмен. Абсолютно невыгодный для него, заметьте…
В этот момент дверь отворилась, и в комнату ввалился водитель со стопкой альбомов в руках. Он сгибался под их тяжестью, кряхтел, но все-таки тащил все вместе. Здесь были и те два, что пренебрежительно бросили преступники, и другие четырнадцать, обнаруженные Козинцом в тайнике под самое утро.