Океании
и Африки.
Мне казалось:
вы могли
всё тело мира
поделить пополам,
как опричнину.
– Да.
– Прямо сейчас: страхи имеют меня;
власть неограниченна?
– Да.
– Но тогда зачем я вам?
Тогда зачем я вам?
Зачем я вам,
если власть не ограничена?
ДРУГАЯ МАТЕРИЯ
Пыль по гортани,
я снова по грани
хожу,
добирая тот гранёный стакан,
как по пьяни,
а взгляд —
к стене с прикреплённой гитарой —
упал,
не готов и поднять
своё тело и взгляд.
Переселят
меня в другую материю?
Лауреат я
всесильной империи?
Вооружат меня
их артиллерией?
Заголосят все
в старой артерии!
И всё же:
меня сильно тараканит
в моих недрах барокамер,
но когда я стал политгонимым,
это ли не шанс согнать их?
Скрипка-лиса и немного нервный
скрип колеса повторялись в голове:
потеребят
и забудут наверное?
Или утратят
желание ереси,
витиевато,
но не злонамеренно,
искоренят
меня герцоги.
Искры взрываются
сотнями герцами —
переселят
меня в другую материю?
ШЁПОТ ГРОМЧЕ КРИКА
Я пытаюсь
собрать
воедино
всю картину
прожитых
снов:
в моей
голове,
как калейдоскоп,
элементы
соберутся
валиться.
И как же
милее мне
Общество тайное,
когда призывают
сместить
деспота-Каина;
и вот о глаза
перестал
спотыкаться я,
а народ сразу
забудет
о святотатстве.
Хочется
ресницами
покрыться,
докричаться
через ветер,
не забыв
людскую сеть,
для Благодетеля оцепенеть.
Не отпустить все мысли в метр моря —
тянет тяжким грузом;
хочу закрыться,
чтобы в шторме не сгореть,
хочу не стать в своих я мыслях трусом,
чтобы скомканным не умереть.
И упав
на колени,
я слышал
их шёпот,
что громче,
чем крик.
И упав
на колени,
я слышал
их шёпот
что громче,
чем крик.
Прожилки бумаги кровят чернилами
с необычайной силою,
и каждая буква пропитана
мыслями вместе с тротилом:
«Привет,
прости,