Но быстро тускнеют роскошные краски заката, и наступает неизбежная ночь. Никого не щадит тяжелая рука времени. Сосны, вступавшие в третье столетие своего существования, начали умирать. А с 30-х годов, когда крепко сгустился над Москвой индустриальный дым, стали поспешать друг за дружкой. Последние скончались лет двадцать пять назад, и даже пней от них теперь не осталось.
Только справа от Сокольников — в прежней Оленьей роще, да немного подальше — на Ширяевом поле стоят изреженные сосны. Они совсем еще не стары — до ста не дотянули, но уже суховершинят. А вековой Сокольничий бор весь погиб.
Дольше продержались березы да дубы. Те были помоложе. Но и они начали распадаться, как их ни лечили. А молодой смены не было. Оголились удручающие взор пустыри. Я зашел в Сокольники после войны в 1946 году и заклялся больше туда ездить. Какая же радость глядеть на унылые плешины да на изреженный больной суховершинник с почерневшими голыми сучьями? Тяжелое зрелище! Я занес Сокольники в скорбный список «поминовения за упокой», и никогда в мою голову не приходила мысль, что они могут возродиться. Думалось, все погибшее невосстановимо.
Я считал Сокольники кладбищем былого великолепия и, возможно, никогда не попал бы туда. Если выпадал летом свободный день, я ехал в какое-либо лесное место получше: Рублево, Раздоры, Николо-Урюпино, в тамошние прекрасные боры. Хорошо пройти пешком из Архангельского через Воронки до Опалихи; на этой дороге вы увидите интересную смену ландшафтов и не соскучитесь от однообразия. Да мало ли под Москвой очаровательных мест с молодыми лесами, с пригорками и овражками, с густыми чащами и с широкими перспективами, красиво сочетающими светлую ярь полей с темной зеленью перелесков! Неплохо уехать на катере из Химок в Тишково, а там пешком вокруг Учинского водохранилища с роскошными посадками на берегах выйти на Северную железную дорогу.
Вообще приятнее совершать кольцевые маршруты: уехать из Москвы по одной дороге и возвратиться по другой. Хорошие леса находятся между дорогами, а вдоль дорог они обшарпаны.
Нет, в Сокольники я больше не собирался. Но в 1959 году там открылась американская выставка. Я отправился поглазеть, попал в парк и ахнул от удивления: Сокольники стали изумительными. Посажено множество молодых деревьев. Сочетания разнообразны: лиственницы, кедры, дубы, березы, липы, каштаны. Всюду зелено и весело, а в последующие годы станет еще зеленее и веселее: деревья-то ведь год от году хорошеют. Долгая им теперь обеспечена жизнь. Мера времени у них крупнее, чем у человека. Несколько поколений людей увидит их зелеными, здоровыми, сильными.
И так долго продлится пора расцвета, что люди, целое столетие глядя на их неизменную свежесть, снова забудут о том, что деревья смертны, опять начнут думать, что, ежели не рубить, они могут стоять вечно.
Любимым москвичами и чрезвычайно оживленным местом была прежде сосновая роща, тянувшаяся от пруда в Кускове до Вешняков. Чего же лучше? И зелень и вода. И гулянье и купание. Народу по выходным дням собиралась тьма-тьмущая.
И не спешили возвращаться в Москву. Самый дорогой час в природе — предзакатный. В красных лучах низкого солнца всякий лес хорош, а лучше всех сосновый: уж очень ему к лицу солнечная краснота, легшая на стволы, и на алых столбах еще ярче выделяются тогда венчающие их зеленые шапки.
Ну, а потом пришел черед — стал сосняк быстро распадаться, оголился пустырь, а уцелевшие деревья разбрелись по нему на полкилометра друг от друга.
Во время войны вода прососала плотину, и пруд вытек. Обсохло серое глинистое дно.
Совсем испортилась местность: ни воды, ни зелени. Перестал туда народ ездить.
Я записал Кусковскую рощу в разряд навсегда погибших и тоже не бывал там лет пятнадцать.
А потом понадобилось встретиться с работниками Кусковского музея. Приехал, гляжу — пруд налит до краев, вода сверкает, рябь от ветра ложится синими полосами. Все честь честью. И не похоже, чтобы за прудом был пустырь; что-то там зеленеется.
Пошел поглядеть — посажен молодняк, а есть и самосев.
Пришлось вычеркнуть Кусковскую рощу из списка погибших. Сделал я это, конечно, с радостью.
И распавшийся, вырубленный, всеми горько оплаканный Лосиный остров.
Я считаю его состояние настолько перспективным, что этот самый большой и самый малолюдный из всех вплотную примыкающих к Москве лесных массивов стал сейчас для меня и моих друзей любимым местом прогулок.