Древесина нужна всем. Московское общество охраны зеленых насаждений просит вагон досок. Для чего? А надо повесить на деревьях скворечни и поставить зимние кормушки для птиц. Иначе в садах и парках начнут усиленно разводиться вредные гусеницы. И нельзя ответить москвичам: «Добывайте доски в своих древостоях!»
Но, конечно, больше всех требуют бревен и досок строители. Снабдить страну древесиной призвана тайга.
Лесозаготовительная промышленность долгое время была в прорыве, всем потребителям давала недосыта. Сложилась такая профессия — «толкач». Занимались этим делом напористые люди, умевшие «выжимать воду из камня».
Гостиницы северных городов, поставщиков леса, в 50-х годах на три четверти были заполнены толкачами, приехавшими из разных концов страны выколачивать свои доски и бревна по нарядам, утвержденным Госпланом. Отдавались распоряжения: «Толкачам не ездить — станем отбирать командировки!» А как же им не ездить, когда древесину не отгружают? В конторах лесосбыта разыгрывались трагедии с визгами и истериками.
Запомнился мне один толкач, тихий скромный человек, не похожий на других выколачивателей древесины, отличающихся профессиональным настырством. Я встретил его в Петрозаводске, столице лесной Карелии, и на той же неделе в Котласе, где находился Лесосбыт не менее лесистой республики Коми. Переехал в Архангельск и снова увидел то же лицо. Ну, конечно, вступил с ним в разговор, как со знакомым человеком:
— Кто из нас кого преследует по пятам?
И он поведал свою грустную повесть:
— Зовут меня Орловским, кличут Сергеем Николаевичем. Я заведую транспортным отделом Винницкого сахаротреста на Украине. Очень крупный трест. Думаю, что в Америке нет таких. У нас тридцать восемь заводов. Должны мы были получить в этом году четыре тысячи кубических метров железнодорожных шпал. Наряды оформлены на Карелию, республику Коми и Архангельскую область. В первом квартале не получили ни одной шпалы — наряды пропали, во втором тоже. Сейчас лето кончается, ждать дальше нельзя. Слали мы сотни телеграмм — не отвечают. Пришлось ехать самому. И знаете, что они заявляют? «Мы, — говорят, — Министерству транспортного строительства не в состоянии полностью выполнить поставки, а давать шпалы сахаротресту — это просто баловство».
— В самом деле, зачем вам шпалы?
— Так ведь у нас на каждом заводе свои железнодорожные пути: от станций до завода. Свекла приходит в вагоне прямо на заводской двор; сахар тоже грузится в вагоны. На всех наших заводах пятьсот километров железнодорожных путей. А теперь шпалы сгнили, движение закрыто, железная дорога не подает вагонов на завод, и все грузы выгружаются на станциях, а оттуда перевозятся на автомашинах. Осенью свекла валяется на станциях под дождем и на морозе. И все это убойство и безобразие только из-за недостатка шпал.
Тысячи гонцов, подобных винницкому, осаждали конторы Лесосбыта в таежных областях.
И вот тогда в обиход вошел принцип: «Спасайся кто как умеет!» Не будучи в состоянии удовлетворить всех потребностей в централизованном порядке, государство разрешило всем ведомствам, нуждающимся в древесине, южным республикам, исполкомам степных областей и городским Советам собственными силами заготовлять древесину в тайге. Наравне с леспромхозами Министерства лесной промышленности в тайге появились карликовые леспромхозы других министерств. Эти предприятия, находясь за тридевять земель от своих хозяев и не подчиняясь местным властям таежных областей, работают бесконтрольно, допускают финансовые и всякие другие вольности, нарушают лесохозяйственные правила, относятся к лесу нерадиво.
Особенно лихо приходилось колхозам степных районов. Им надо строить и коровники и хаты, а своего лесу нет. Степные колхозы тоже посылали на Север своих уполномоченных добывать «левый лес» по «вольной цене».
Вот как плохо, когда тайга не выполняет плана.
Нынче положение улучшается. Государство находит возможности оказывать колхозам помощь в строительстве и выделяет больше древесины.
Самое прекрасное, что есть на Севере, — светлая летняя полночь. В разных местах и в разное время она является во многих вариантах. Тот вариант, который я увидел в Подюге, — один из самых красивых.
Солнце зашло, но оно где-то неподалеку, и его лучи диковинным образом преломляются в прозрачной кисее легчайших и тончайших, незаметных глазу облаков высоких слоев атмосферы. Все небо — радуга. В зените висит спокойный бледно-голубой круг, его окружают широкие пылающие кольца: желтое, оранжевое, розовое, лиловое и у самого горизонта — синее. Удивительно то, что нет обычной зари на одной стороне неба; висящие ярусами одно над другим кольца окрашены одинаково и на севере, куда спряталось солнце, и на юге.