С Фигляровым я когда-то учился в институте. Виделись мы редко. Но относились друг к другу с симпатией.
По дороге на дачу, а приглашал он именно на дачу, я рассказывал.
— Жаль, что вы мало знакомы. Обворожительная пара. Все не так, как у других. Неординарно! Свежо! Гришка студентом зимой и летом ходил в полосатых панталонах и импортных шиповках на босу ногу. На шее носил камень-талисман с дыркой. Конспекты писал гусиным пером, и не в тетради, а на полях журнала «Амбарный вредитель». «Надо утвердить себя как личность! — как-то признался он мне. — Тяжко, но надо».
Мы зубрили английский — он слово «чемодан» на 130 языках. Мы коллекционировали марки — он фотографии крокодилов. Дома завел зверинец. У него живут очаровательный козлик, чижик, собачка. Чижик привязан за лапку в коридоре, собачка висит в клетке над окном, козлик или гуляет или дрыхнет на двуспальной кровати. Сами же они спят на полу между фикусами под аккомпанемент записанного на пленку рыканья льва.
Расплатившись с таксистом, по глубокому нетронутому снегу пошли к даче. Она стояла безжизненная, заколоченная. Мы обошли ее со всех сторон. Для верности постучали в окна. Придирчиво осмотрели каждую щель, подозревая подземный ход. А вокруг — ни души. Только вдали сосны, как декорация к опере.
— Ничего, придут, — бодрясь, успокаивал я. — Он и на работу вечно опаздывает. Зато вместо «здрасте» трется с каждым щека о щеку, обожает свиные сардельки в яблочном повидле и держит в бороде гнездо канарейки.
Однако жена, вначале заинтригованная, постепенно мрачнела. Сумерки сгущались. Темнело. Лес, насупившись, подбежал к ограде. Вконец расстроенные, мы опять обошли дачу со всех сторон. Опять стучали в окна, смотрели в щели. И по собственным следам, вздрагивая от шорохов, двинулись обратно.
Новогодний час мы встретили на завьюженном шоссе, ведущем в город.
На следующий день я не выдержал и отправился к Фигляровым на квартиру. Дверь отворил вымуштрованный постаревший козел.
Здесь как будто ничего не изменилось. Но все почему-то казалось менее приятным. В комнатах пахло козлятиной, пудель в клетке почему-то выглядел уснувшим навеки, а когда, чтобы повесить пальто в холодильник, (так полагалось в этом доме) пришлось прыгать через диван и ползти, — мне тут определенно не понравилось.
Самого хозяина я нашел под сенью фикусов в гостиной. Фигляров лежал на полу в белесоватой луже. Грудь его судорожно вздымалась. Рядом стояли молочные бутылки.
Выслушав меня и отдышавшись, он гордо пояснил:
— Ртом каждый дурак может. Я ем носом. Только носом. Вот выпил пол-литра кефира.
Что касается вчерашнего, то твои претензии необоснованны. Я действительно приглашал тебя. И точно — на Новый год. И правильно — на дачу. Но я думал — всем известно, что я отмечаю Новый год по календарю древних бурбудюков — 21 августа.
ЖЕРТВА
«Любимый город может спать спокойно и видеть сны». А я в столицу. Решено. Пора двигать науку. Вчера по телефону подтвердили: Ждут. Квартира. Лаборатория. Тема. Диссертация. Блеск!
Здесь возражать не станут. Основное условие: подобрать замену — я выполнил. Несколько лет выбирал. Год втайне подготавливал. Уверен — заместитель на высоте.
Итак, последняя формальность. Я достаю из ящика стола давно заготовленное заявление на увольнение. Бегло просматриваю. Ставлю дату. Прощальным взглядом окидываю кабинет. И тут в груде свежей корреспонденции натыкаюсь на конверт с удивительно знакомым почерком. Кручу, верчу. Моя фамилия. Обратного адреса нет. Странно.
Распечатываю.
«Дорогой Павел, наверное, мое письмо для тебя откровение. Но надо объясниться. Мы уже взрослые. Ты всегда был всеобщим баловнем и не понимал, что ради тебя жертвуют своими интересами. Ты не замечал, что я твой добрый гений и твоя жертва».
Письмо было длинное. Я прочел его раз, два, а затем просто выхватывал отдельные строчки, все еще не в силах поверить написанному.
«Помнишь, когда тебе ужасно захотелось иметь деревянную лошадку, на которой мы ездили в коридоре, то на следующий день она была твоей. Меня уговорили подарить ее. Ведь тебя надо жалеть. Ты такой худенький, умный, будущая надежда нашей лестничной клетки…
…В школе, чтоб ты мог спокойно решать задачки, я брал на себя твои дежурства, бегал на физкультуре марафонские дистанции, признался, что вышиб окно, которое разбил ты. Я понимал — тебя надо щадить.
…Когда в институте ты влюбился в Эллочку и она отвлекла тебя от лекций, я мужественно взял инициативу на себя. Я водил ее на футбол и в кино. Покупал ей подснежники, мороженое, конфеты. Я сам чуть не женился на ней, пожертвовав любовью к Вере.