Хевед с болью в душе глядела на измученное, суровое лицо мужа. Подойдя к нему, она ласково сказала:
– Не огорчайся, как-нибудь вспашем.
– Надо, чтобы корова наша хорошенько попаслась и набралась бы сил.
– Что-то корова наша вчера вечером плохо ела, – взволнованно заявила Хевед.
Она не решилась сказать мужу, что вчера вечером корова дала мало молока, боясь, как бы он опять не накинулся на нее с упреками.
Хевед вчера весь день места себе не находила: все думала, что случилось с их коровой, почему она почти перестала давать молоко. Может, она, упаси господи, и в самом деле захворала? Ночью Хевед несколько раз выходила во двор и осматривала корову: ощупывала шею, живот, приникала ухом к ее бокам. Корова уныло глядела на хозяйку. А Хевед все еще не могла решить, действительно корова заболела или ей только так кажется.
На следующий день рано утром Заве-Лейб ушел к соседу за плугом. Хевед принесла корове свежей травы, но та только понюхала ее, есть не стала.
«Она больна, моя коровушка», – поняла наконец Хевед и твердо решила не говорить об этом мужу.
Заве-Лейб притащил откуда-то деревянный плуг прадедовских времен, давно вышедший из употребления, впряг в него корову. Привязав к плугу веревку, Заве-Лейб хотел тоже впрячься, но Хевед этого не допустила. – Дай, я сама пойду с ней в упряжке, – настаивала она.
– Ну, ладно, – согласился наконец он. – Будешь водить корову за рог и тянуть веревку, а я сзади буду подталкивать и поворачивать, когда надо будет.
Хевед ухватила корову за рог и повела ее к огороду, а Заве-Лейб сзади все время приподымал плуг, чтобы лемех не врезался в землю. Когда они вступили на огород, Заве-Лейб опустил лемех. Хевед одной рукой вела корову, другой тянула плуг. Она изо всех сил старалась помочь корове, но, пройдя первую борозду, до того утомилась, что едва переводила дух. Вся мокрая от пота, ручьями лившего с ее лица, она совсем обессилела и опустилась на землю.
– Пусти меня, я буду помогать корове, – сказал Заве-Лейб.
– Не надо. Я немного отдохну и опять впрягусь, – ответила Хевед.
Посидев, она поднялась и снова потащила плуг. Вскоре она приловчилась, пахать стало легче. Лемех без особого труда врезался в почву, и рыхлая земля, рассыпаясь, плавно ложилась в борозду.
– Эй, пошли! Эй! – подгонял Заве-Лейб корову.
На повороте корова вдруг зашаталась и грохнулась наземь. Заве-Лейб пытался поднять ее за хвост, но она не вставала.
– Ну, вставай же! Чего легла? – в отчаянье тормошил он ее.
У него спирало дыхание. Он торопливо высвободил корову из шлеи, присел на корточки и, заглядывая в большие хмурые глаза коровы, начал ласково гладить ее.
– Что с тобой, буренушка? Вставай! Ну, скажи, что с тобой? – взмолился он.
Голос его дрожал. Корова положила голову на землю, высунула язык и тяжело дышала. Холодный пот выступил у него на лбу.
– Обманули меня, обманули! – зарычал он и с яростью набросился на жену, но тут же опять подбежал к корове.
Хевед, обливаясь слезами, стала оправдываться;
– Здоровая же она была, дай мне бог с тобой, Заве-Лейб, такое здоровье! Она ведь наша кормилица, все наше утешение. Вставай, мамочка моя, вставай! На кого ты нас покидаешь? Ох, горе наше горькое, судьба наша горемычная! Ну вставай же, жизнь моя, сжалься над нами, вставай!
18То, что Танхум долго не появлялся в доме Боруха Зюзина, было истолковано стариком в пользу «жениха»: видимо, парень мотается по деревням, чтобы заработать лишний рубль к предстоящей свадьбе с Гиндой. А тут еще подготовка к другой свадьбе – старшей дочки Миндл – и связанная с этим суета отвлекли внимание семьи от непонятного поведения Танхума. Но в душе Гинды затаилась смутная тревога – девушка не знала, что и подумать о долгом отсутствии человека, которого мысленно называла своим женихом. И вот до Зюзиных донесся слух: Танхум откуда-то появился в хорошей новой бричке, запряженной парой крепких коней, и опять куда-то умчался. Эта нежданная весть обрушилась на дом Боруха, как гром с ясного неба, в семье по-разному ее толковали, высказывали противоречивые предположения.
– Откуда он мог раздобыть такую богатую упряжку? Это просто чудо!
– Почему же такое чудо случилось именно с ним? – толковали люди. – Тут что-то неладно. Уж не набрел ли он на зарытую кубышку: недаром же он так бредил кладами.
Но Борух только добродушно, чуть хитровато улыбался и не переставал нахваливать Танхума:
– Вот молодчина парень! Это настоящий сорвиголова. Такой нигде не пропадет, такой и в воде не утонет, и в огне не сгорит. Ему просто-напросто счастье привалило.