Юрий наморщил свой идеально гладкий, красиво вылепленный лоб и, помедлив, вспомнил:
- Видите ли, мы в пятницу уехали на дачу. - Он поглядел на мать, ожидая подтверждения.
- Да, Юра заехал за мной на работу в шесть часов, а в семь мы были уже за Внуковом, это я точно помню, - молвила молчавшая до этого мать Юры. - Слушали по радио последние известия.
Нина Матвеевна посмотрела на нее снисходительно и сказала:
- Надо коротко и ясно отвечать. При чем здесь последние известия? А я вообще всю ту неделю жила на даче.
- Ну ладно, - сказал Басков. - Прошу простить за беспокойство.
Басков повернулся к двери, протянул руку к сложной системе запоров, но Юра предупредил его.
Шагнув за порог, Басков, не оборачиваясь, сказал:
- Счастливо оставаться.
- Всего хорошего, - в один голос ответили мать и сын.
Дверь закрылась, масляно щелкнув замками. Басков закурил сигарету и потому не стал вызывать лифт, спустился по лестнице. На последней ступеньке он выбросил эту семью Мучниковых из головы. Он испытывал досаду - может, оттого, что после очного общения с ними опять почувствовал неприязнь к этим незнакомым людям, а больше все-таки потому, что его надежда заполучить нить от Юры к происшествию на бульваре Карбышева оказалась напрасной.
К себе домой он добрался в девять. И едва вскипятил чайник, зазвонил телефон. Это был Серегин.
- Вы где, Анатолий Иванович? - спросил Басков.
- У себя, в гостинице. Что новенького?
- Сын отцу телеграмму не посылал. А телеграмма подписана "Юра".
- А почему вы так мрачно?
- Тот, кто посылал телеграмму, все до тонкости изучил, очень хорошо осведомлен о семейных делах Шальнева. И действовал без осечки. Боюсь, такого двумя пальцами не ухватишь.
Серегин хмыкнул.
- Вы же знаете, Алеша, иной раз слишком большая осведомленность преступника может дать наводку лучше, чем его ошибки.
В словах этих заключался целый метод. Ну если и не метод, то один из принципов, которым можно руководствоваться при розыске преступника. Ищи того, кто мог, например, знать все о разрушенной семейной жизни Шальнева, и, может быть, этот человек как раз и окажется преступником.
Басков был достаточно опытен, чтобы не считать такой подход неким открытием, откровением. Это обыкновенные азы розыскной практики. Но слова Серегина вернули ему равновесие.
Басков медлил с ответом, поэтому Серегин подул в трубку.
- Алло, Алеша! Вы меня слышите?
- Да, Анатолий Иванович.
- Я думал, куда-то пропали... Я говорю, где тонко, там и связывать.
- Наверно. Вы представляете, как Шальнев к сыну рвался... В каком состоянии был... Без промаха действовали...
- А рука-то все-таки дрогнула.
- Ну это, может, по непривычке к мокрому делу.
- Тоже штрих. - Серегин продолжал вселять в него оптимизм и уверенность. Приезжайте прямо в гостиничный ресторан, я места займу.
Басков нашел Серегина в переполненном ресторане гостиницы "Будапешт" за неуютно стоявшим возле самых дверей столиком. Играл оркестр, пела низким меццо-сопрано высокая брюнетка на эстраде. Публика танцевала.
Разговаривать было трудно, приходилось близко сводить головы, и со стороны, наверное, казалось, что собеседники поочередно жуют друг другу ухо. Все же, пока усиживали графинчик и закусывали каким-то фирменным салатом и семгой, Серегин сумел передать Баскову половину из того, что рассказала ему Ольга Андреевна. Вторую половину он досказал, когда провожал Баскова на Пушкинскую улицу, на остановку троллейбусов No 3 и No 23.
- Крепко ее Балакин окрутил, - сказал Басков. Но Серегин возразил:
- А может, он ее не морочил? Может, собирался жизнь налаживать?
- На ворованные деньги?
- Тогда у него не ворованные были. Не честным трудом добытые, но и не ворованные.
- Как это?
- А так... Я от нее в горотдел заехал. У них архив налажен превосходно, в пять минут дело нашли. Читаю, и картина любопытная. При обыске обнаружили у Балакина чужой паспорт, поддельное удостоверение личности, рыбацкое, китобойское. И около десяти тысяч рублей - старыми, конечно. А своего паспорта нет. И нигде не устроен, хотя еще годом раньше из колонии вышел - справка имеется. Ну стали допрашивать: откуда деньги, чей паспорт? Паспорт, говорит, в поезде у одного раззявы принял, а деньги в карты выиграл, в очко. В Сухуми играли по крупной, он банк держал. Почему на место не определялся, чем жил? Хорошее место подыскивал, а жил картами, да кореша, мол, старые долги отдавали. Начали ему вопросы о Шальневых задавать: почему у них остановился, кто они ему такие? И он заявляет: Ольга Шальнева ему фактически жена, надо только зарегистрироваться. И просит отпустить его для этого хотя бы на день.
- Тут в протоколе должно стоять: "Смех в зале", в скобках, - пошутил Басков.
- В скобках ничего нет, а смех, наверно, был... И напрасно. - Серегин сердито кашлял в кулак. - Задержали его, взяли у прокурора санкцию - до выяснения... А Балакин той же ночью совершил побег из капэзэ. И попал ему под руку милиционер из новичков - досталось бедняге, три недели в больнице лежал. Балакина словили еще до утра... Ну и вкатил ему суд пятерку... А насчет денег он, между прочим, не врал. Проверяли - в Сухуми и свидетелей нашли...
- Может, и насчет регистрации не врал, - уже совершенно серьезно заметил Басков.
- Вполне возможно.
- Интересно, догадался он, кому спасибо сказать должен?
- Тут ежу понятно.
- Повезло Нине Матвеевне. Одним разом от двух неугодных избавилась.
- К слову пришлось, Леша: как ее святое семейство поживает? Вы ведь в хоромах были...
- Дальше порога не ходил. Но скучно, наверно...
- Почему?
- Машина есть, дача есть, должность у внука ответственная во Внешторге, у самой - персональная пенсия союзного значения, кругом почет и уважение. Все есть... Разве не скучно?