Третий был низкорослым, худым и сгорбленным, на вид лет двадцати пяти. Воротник его пиджака был поднят, на шее красовался небрежно повязанный красный в горошек платок. Лицо казалось грубым, несмотря на довольно правильные черты. Взгляд близко посаженных глаз выдавал слабого человека, испугать которого ничего не стоило. Кожа лица была усыпана угрями, тонкая шея, вся в пунцовых пятнах, походила на географическую карту. Густые черные волосы, постриженные ежиком, обрамляли узкий низкий лоб, правое веко подергивалось в нервном тике. Он, не отрываясь, смотрел на человека в кожаной куртке, как бы ожидая приказа.
Продолжая вертеть орехи, розовощекий человечек забрался на одно из двух стальных хромированных сидений у стойки. Он чуть не свалился на пол, потом, однако, обрел равновесие и, бурча что-то, продолжил свою игру с орехами. Немного погодя, положив их на стойку, достал из кармана металлическую коробочку и высыпал из нее в ладонь немного табака.
— Нет, Док, нет. Не сейчас, — сказал мягко, почти нехотя, человек в кожаной куртке.
Речь его походила на бормотание, казалось, что при разговоре он вообще не прибегает к помощи голосовых связок. Буркнув что-то, второй переложил табак, крошку за крошкой, в металлическую коробочку и снова принялся за орехи. Взгляд его затуманился, большие глаза казались ослепшими.
Здоровяк повернулся к Рэду и хлопнул ладонью по стойке бара.
— Там на улице жуть как льет! А машина на ладан дышит, вот-вот развалится, плюется и кашляет. Этот «Понтиак» не стоит и пятидесяти долларов, и если бы мне сказали, что на ней возили Линкольна во время войны за независимость, я бы не удивился! Слушайте, я зверски голоден. У вас найдется что-нибудь поесть?
— Конечно. Что бы вы хотели?
— Самый большой бифштекс, какой сможешь найти. Разобьешь сверху четыре яйца и приправишь все целой банкой соуса. Док, а ты что будешь?
Округлый человечек посмотрел на него отрешенным взглядом. Тот повторил вопрос мягким и приглушенным голосом. Казалось, что он вытягивает слова из легких, а не из гортани.
— Естественно, то же самое, Милч, — прошептал тот, кого называли Доктором. Похоже было, что он с трудом воспринимает слова своего товарища. После этого короткого ответа глаза его вновь потухли. Он тупо, не видя, посмотрел на орехи, взял их и принялся трясти в ладонях, словно в шейкере.
— А ты, Дэнни?
Дэнни стянул платок с шеи и вытер им лицо.
— Мне все равно, лишь бы погорячее и побыстрее.
Говорил он высоким и плаксивым голосом, тоже почти не шевеля губами.
Рик, наблюдавший все это время за троицей, оперся на тяжелый костыль и быстро направился к двери в конце стойки.
— Что с ним? — безразличным тоном осведомился здоровяк.
— С Риком? Он был летчиком в Корее. Его сбили в последние дни войны. Двое суток со сломанной ногой он провалялся на рисовом поле, пока его нашли. Началась гангрена, и ногу пришлось отнять. Потом отрезали еще выше. Он прошел уже и не знаю сколько госпиталей, но теперь все в порядке. В этот четверг получит протез. И снова сможет, — Рэд улыбнулся, — танцевать кадриль. Мы с ним частенько шутим. Когда его вытащили с рисового поля, он оглох и онемел. И так вот до сих пор.
— Надо же! — воскликнул здоровяк, но в его приглушенном голосе сквозило все то же безразличие.
Он наклонился, взял из руки молодого платок в горошек, вытер им лицо и положил этот кусок шелка на стойку.
Вдруг раздался тихий, свистящий голосок Доктора.
— У него случился истерический паралич слуховых нервов, из-за эмоционального шока. Синдром Мендеса… Случай относительно частый.
— Док — настоящий врач, — заметил Милч, и в его бормотании проскользнуло нечто вроде гордости.
— Рик — парень что надо, — вновь вступил в разговор Рэд. — Очень мужественный, смелый. Я хорошо знал его отца. Мы выросли вместе и вновь встретились на войне. Я вернулся, а он нет. Мать Рика смылась с одним типом… Я взял мальчугана к себе. И ни разу не пожалел об этом. А мужество Рика — это от его отца.
Дэнни сунул сигарету в угол рта и сделал несколько быстрых затяжек. Доктор нагнулся вперед, чтобы уловить дым, и облизнул губы.
— Слушай, Милч, — начал он. — Нельзя ли мне…
— Нет, — ответил тот. — Пока нет. Ты только что покурил. Сам же знаешь, как тебе бывает плохо. Не сейчас, Доктор. Немного можешь ведь потерпеть?