Парень повиновался. Ну что еще потребовалось этому бородачу? Плату он получил наперед. Может, мало ему?
– Мы раньше нигде не встречались? – купец пристально рассматривал Гожика, невольно любуясь русыми кудрями сутулого попутчика – ух и кудри! Иная девушка полжизни бы отдала за такие.
– Нет, добрый господин, – отвечал художник, пряча лукавый взгляд. Купца Пыху Губодуя он узнал сразу. Тот присутствовал на свадьбе сестры и отличился тем, что расколотил половину посуды. Не на трезвую голову, конечно. Потом во время выкупа невесты Пыха обвинил отца Гожика, что тот де торговаться не умеет, к счастью купцов вовремя разняли.
– А как твое имя? Напомни-ка!
– Пакс, – наврал паренек. Он старался не впутываться в купеческие распри.
– Хм! Ну ладно, Пакс, счастливо!
– Счастливо, добрый господин!
«Фуф! – выдохнул Гожик, проворно заныривая в людскую толчею. – Чуть не попался!»
Неподалеку давали представление бродячие менестрели, на которых пришла поглазеть едва ли не вся городская молодежь. Лютни были настолько звонки, а мелодия флейт настолько заливиста, что ноги сами собой пускались в пляс, а ладони так и норовили хлопать в такт музыке. Во время четвертой композиции к Гожику подошла низенькая девчонка, представилась и попросилась к нему на закорки. Гожик был не только сутулый и высокий, но еще и добрый (в основном, по отношению к женскому полу), поэтому просьба не осталась без должного внимания. Теперь полноценно танцевать не получалось, зато можно было «заботливо» придерживать новую знакомую за стройные ножки.
Публика оказалась настолько благодарной, что не захотела отпускать менестрелей, так что запланированный час концерта превратился в полтора часа. К вечеру довольная публика хрипела сорванными голосами, обмениваясь впечатлениями, а менестрели едва держались на ногах.
– Ты где живешь? – новая знакомая согнулась и заглянула в глаза Гожику.
– Уважаемая Ривенна, слезай уже! – взмолился парень. Казалось, что еще чуть-чуть и он услышит хруст собственных позвонков.
– Ой-ой-ой! – Ривенна довольно неуклюже спрыгнула, припечатав мостовую звонкими каблучками сапожек. – И где таких хилых делают?
– Что-о? – возмутился Гожик, расправляя ноющие плечи. – На себя, посмотри, пигалица!
Назревающую ссору прекратили две девушки – то ли жены, то ли подружки менестрелей. Очаровательно улыбающиеся создания сжимали в руках литровые кувшины.
– А ну, народ честной, потешился, поплясал, послушал, а менестрели тоже хотят кушать! – крикнула брюнетка.
– И не только менестрели, а так же их дети! – вторила рыжая.
– Какие дети? – спросил Гожик, глупо улыбаясь двум красоткам.
– Вот такие! – ответила рыжая, гордо выпячивая округлый животик.
– Нам все ну очень-очень понравилось! Особенно «Лучистый брег», – восторженно заверещала Ривенна, бросая в поставленный кувшин несколько монет. – А когда следующее представление?
– Следующее, – брюнетка выудила из декольте клочок бумаги и сверилась с убористыми каракулями, – Ага!.. Вот! Следующее представление в Криворучках. Через неделю.
– Как замечательно! – девчонка радостно взвизгнула и запрыгала на одной ножке. – Я постараюсь приехать! А ты поедешь? – она обратилась к Гожику.
Художник опустил два золотых в кувшинчик брюнетки и столько же в кувшинчик рыжеволосой и пожал плечами. Маленьким девочкам легко рассуждать. Ну кто она? Судя по одежде и обуви, дочка зажиточного горожанина. Тратит родительские денежки на развлечения, может быть посещает старшие классы школы риторики, а может, учится премудростям чистописания. А у него самая настоящая работа на собственную репутацию. Госпожа Юбварская ждать не будет. Точнее, – куда она денется? – подождет конечно, да только вот испытывать ее терпение никто не рискнул бы.
– Я в Криворучки не поеду, я в Живоград путь держу, – с показной скромностью отвечал художник, украдкой поглядывая на новую знакомую – произведет ли впечатление?
Впечатление он произвел, да только весьма странное. Ривенна почему-то гадко захихикала. Хорошо что подружки менестрелей на два голоса обрисовали Гожику ситуацию: