Возьмите продукты с Запада, ведь в них уже столько консервантов, что о вкусе говорить даже не приходится, поскольку сразу нужно говорить об их ядовитости, но они чуть ли не годами сохраняют «красивый» вид. Но едите-то вы не вид, а продукт.
Немудрено, что на рынках появилась реклама «Колбаса — вкус 60-х!», или я слышал, как продавщица объясняла высокую цену такими основаниями: «Это же настоящая армейская тушенка брежневских времен!» Поскольку в России еще осталось достаточное количество гурманов, привыкших к вкусной советской пище, а не свиней, покорно жующих то, что внушает им жевать реклама, то интересны приемы, которые используют на московских базарах продавцы. Как-то я заглянул за базарные ларьки и увидел интересную картину: женщины рвали сетки на красивых пластиковых коробочках с импортными персиками и высыпали их в грязные ящики из неструганной дощечки — «лэйбл» советских колхозов. После этой нехитрой операции персики выдавались за крымские или узбекские. То же происходило и с помидорами, но только их еще и смешивали по крупности — ведь в советских колхозах овощи никогда не калибровались по размерам. Потом эти помидоры выдавались за ростовские или краснодарские. Для примера, реальные крымские помидоры в сезон стоят порою в четыре раза дороже голландских. Но последние, если соотнести с их ценой нынешнюю среднюю зарплату, стоят в несколько раз дороже тех советских, колхозных помидоров и немудрено, ведь паразитов-посредников нужно кормить, и кормит их потребитель, оплачивая высокие цены.
Кроме того, кормить приходится и производителя упаковки, которую опять-таки заказывает не потребитель, а оптовик для удобства сбыта товара любому случайному покупателю. В результате, в стоимости сигарет уже 70 % занимает стоимость их упаковки, примерно столько же стоит упаковка конфетных наборов — то, что потребитель в лучшем случае просто выбрасывает, если не тратит деньги специально, чтобы от этого мусора избавиться.
В СССР было не так, в Союзе тогда оптовиков практически не было, поскольку Госплан и Госснаб играли роль распределителей товаров, а договора заключались с непосредственными потребителями, если речь шла о промышленных товарах, или прямо с торгующими организациями. Поэтому производитель и потребитель могли договориться о тех параметрах качества, которые их устраивают, и в ряде случаев договаривались. Так что если уж партия взялась бороться за качество, то эту борьбу нужно было вести в направлении максимального сближения производителя с Потребителем и устранения любых посредников между ними. Но Для этого нужно было понимать, что такое качество, а понять это было некому.
Помню такой случай. Представители шведской фирмы, оптово торгующей ферросплавами, энергично пытались занять место на рынке и просили меня продать им партию ферросилиция. Однако у меня не было металла с содержанием алюминия до 1,6 % — такого, какой мы обычно продавали на Запад, но был ферросилиций с содержанием алюминия от 1,6 до 2,2 %. Я предложил им взять его, но оптовик отказывался, боясь, что потребители у него такой «плохой» металл не купят. Я ему объясняю, что алюминий является бракующим элементом при производстве только редких сортов стали, а при производстве остальных марок сталь раскисляется ферросилицием вместе с алюминием. Оптовик — торгаш, в технологии ни бэ, ни мэ, посему мне не верил и боялся. Тогда я слетал с ним в Швецию, поехали на сталеплавильный завод, зашли к снабженцу — покупателю этого оптовика, тот тоже торгаш, тоже не решается брать. Я прошу его соединить меня с главным инженером этого завода, чтобы я смог переговорить с ним на одном языке. Снабженец позвонил своему главному, который спросил, в чем вопрос, а когда понял, тут же разрешил покупать наш ферросилиций даже без встречи со мной. То есть даже добросовестные и работящие оптовики из-за своей некомпетентности и специфических интересов являются серьезнейшей помехой в предоставлении покупателю по-настоящему качественной продукции. В СССР их не было, и это было благо, но у нас был другой страшный бич — бюрократический аппарат управления промышленностью.
Поскольку именно он был даже не посредником, а лжепотребителем, поскольку именно он определял, что именно производить, и ему было плевать, устраивает ли это потребителя или нет. А аппарат руководствовался исключительно формальными показателями, ниже я подробно опишу, как он это делал. Кроме того, каждый член аппарата не хотел отвечать ни за что, поэтому впутывал в любое дело огромное количество согласовывающих инстанций, которые тоже ни за что не хотели отвечать, и в результате с началом борьбы за качество реально улучшить качество становилось практически невозможно. Поймите, мы, работники промышленности, люди конечно разные, но даже самому тупому и ленивому не хотелось, чтобы производимую им продукцию покупатели ругали из-за низкого качества. Ну какая от этого радость? Но как ты улучшишь качество, если даже для изменения формы рукоятки настройки бытового радиоприемника в Москве нужно было получить подписи двадцати чиновников, каждый из которых мог запретить ее менять. Причем обращаю ваше внимание, что все эти чиновники сидели в своих креслах для того, чтобы улучшить качество продукции в СССР, т. е. для того, чтобы у приемников, производимых в СССР, рукоятки настройки были лучшими в мире.
Это, между прочим, свойство бюрократического аппарата управления — если ему что-то поручили улучшить, то он это обязательно ухудшит, но об этом не в этой книге.
Подведем итоги. Государственный аппарат СССР начал улучшать качество продукции, и у него сразу же возник вопрос — а как начальство узнает, что аппарат качество продукции улучшил? За что премии и ордена получать-то? И аппаратом была придумана такая блямба, которая должна была ставиться на изделия или на документы к этому изделию, и называлась эта блямба «Знаком качества» или «почетным пятиугольником». Продукция с этой блямбой считалась качественной, но сам аппарат и наша доблестная отечественная наука, сознавая свою глупость, громко об этом заявить стеснялись. Посему на всякий случай вместе с учреждением Знака качества вышел запрет проставлять эту блямбу на продукцию, поставляемую за рубеж. Оно и понятно — высмеют иностранцы то изделие, которое лучшие научные умы СССР признали качественным, дойдет этот смех до Брежнева, а тот возвопит: «Подать сюда Тяпкина-Ляпкина!» — и полетят со своих кресел аппаратные борцы за это самое качество продукции. А кому оно надо?
Так что эта блямба была только для внутреннего применения, но тут она была необходима каждому предприятию, вот мне и поручили получить ее для нашего завода.
Мне же заниматься «Знаком качества» категорически не хотелось, и тому было несколько причин.
Первое. Если бы речь шла о том, чтобы исследовать качество наших ферросплавов и найти, какие параметры нужны нашим потребителям, то это мое, а доказывать, что уже выпускающаяся продукция какая-то очень качественная — это техотдел завода.
Второе. Если бы речь шла о том, как достичь каких-то параметров качества, заложенных в ГОСТах или техусловиях, то это мое — это металлургическая лаборатория, но разрабатывать технические условия, согласовывать их с потребителем и утверждать в Госстандарте — это техотдел завода.
Далее. Меня только что назначили начальником метлаборатории, и пары месяцев не прошло, как меня прекратили назначать диспетчером, а тут снова «не мытьем, так катаньем»?!
Кроме того. У меня родился сын, мы с женой были очень далеко от родителей и родственников, опыта обращения с младенцем не имели, нам было по этой причине очень трудно, а получение «Знака качества», что было очевидно, требовало длительных командировок, следовательно, требовало от меня надолго бросать жену одну с ребенком.