Фырканье согласия встретило его заявление, и со всех концов комнаты раздались кивки.
— Хорошая новость в том, что мы увидим, как она приближается издалека, — продолжил Джордан, нисколько не смущаясь сосредоточенным на нем вниманием, а вместо этого наслаждаясь им. — Честно говоря… это как будто она пошла и покатилась по радуге. Я немного удивлен, что она не оставляет за собой блестящей пыли, когда идет.
Не в силах больше сдерживаться, Делуция сказала ему свое первое полноценное предложение — кому бы то ни было — и прошипела:
— Прояви немного уважения.
Веселье ее одноклассников исчезло, сопровождаемое неловким шарканьем и покашливанием в ответ на ее заявление. Но ей было все равно, так как все, о чем она могла думать, был еще один светловолосый голубоглазый мальчик, которому нравилось смеяться над людьми за их спиной. И она не могла — она не стала бы — сидеть там молча и просто позволять принижать другого человека, не тогда, когда девушка точно знала, как ужасно это ощущается.
Джордан повернулся к ней, на его лице отразилось удивление.
— Это просто…
— … шутка, — закончила за него Делуция, уже зная, что именно это он собирался сказать. — Ну, знаешь что? Твой первый рассказ не был смешным, и этот тоже.
Склонив голову набок, Джордан посмотрел на нее так, словно она была каким-то странным существом, и он не совсем был уверен, что с ней делать. Биар внимательно наблюдал за ними, похоже, раздираемый сомнениями, должен ли он вмешаться или нет.
— Послушай, — сказал Джордан после минутного изучения. — Я тебя не знаю и не уверен, в чем твои проблемы, но… шутка — это всего лишь шутка, и я не хотел причинить ей никакого вреда. Постарайся не принимать это близко к сердцу, но, возможно, тебе стоит подумать о том, чтобы немного смягчиться. — Он изобразил то, что, по его мнению, было обаятельной улыбкой, и закончил: — Не повредит, верно?
Делуция не могла ему поверить. Никто никогда не говорил ей, чтобы она расслаблялась… в ее жизни. Ее одноклассники, люди, с которыми она так хотела подружиться, все смотрели, слушали, ждали, что она скажет.
Часть ее была в ужасе, так как это было не то внимание, которое она когда-либо хотела привлечь к себе. Но эти люди — ее одноклассники — все они смеялись над «шуткой» Джордана, и даже сейчас они смотрели на него с обожанием. Это отправило ее прямиком в прошлое, пока она снова не увидела Аннелизу, Бахрати и всех остальных в дворцовых конюшнях, смотрящих на Макстона с неприкрытым восхищением, развлекаемых его черствыми словами и отталкивающим поведением.
Воспоминание, чувство — это было слишком. Слишком больно. Потому что вместе с этим пришло осознание того, что, что бы ни случилось вчера, какая бы связь ни возникла между первыми годами… было ясно, что и Джордан, и Биар пробились прямо к вершине социальной лестницы. И Делуция… она была даже не на самой нижней ступеньке.
— Ты прав, ты меня не знаешь, — сказала она, желая, чтобы в ее голосе звучала сталь, чтобы скрыть печаль, которую она чувствовала глубоко внутри. — Но я знаю тебя. И что я знаю, так это то, что ты не более чем ищущий внимания клоун.
Она ненавидела — абсолютно ненавидела — то, что он выглядел еще более удивленным после ее оскорбления, настолько, что принцесса пожалела, что не придумала что-нибудь более язвительное. Но прежде чем она успела добавить что-либо еще, профессор Луранда снова появилась в поле зрения, продолжая свой урок, делясь тем, что они будут изучать в ближайшие месяцы.
Несмотря на все свои попытки проявить усердие, Делуция обнаружила, что не слушает ни слова из того, что говорит профессор. И это было потому, что на нее нахлынуло осознание, внезапное понимание того, какой будет ее жизнь в ближайшие дни.
Оглядев комнату, на склонившиеся друг к другу головы, видя, как ее одноклассники делают заметки и шепчутся друг с другом, когда Луранда не смотрит, Делуция поняла.
Все это было не для нее.
У нее не было соседки по комнате, с которой можно было бы посидеть, передать записки, поделиться шутками.
Не было тех связей, которые вчера зародились между первокурсниками.
У нее не было возможности подняться по лестнице, даже на одну ступеньку.
У нее ничего не было, у нее никого не было.
Только она сама.
Это все, что у нее когда-либо было.
Это все, что у нее когда-либо будет.
И с этим осознанием стены, которые она была так готова отбросить, снова встали на место вокруг ее сердца, сильнее, чем когда-либо прежде…
…и никогда больше не рассыпались.
— 10-
Дни перетекали в недели и превращались в месяцы по мере того, как Делуция осваивалась в жизни академии. Ее занятия были сложными, они занимали ее и помогали игнорировать боль одиночества внутри. В Акарнае было так много дел — на уроках и вне их — что легко отвлечься от собственных мыслей, даже от собственной компании.