Он только хотел бы знать, как именно это сделать.
Когда дрожь утихла, Джордан перевел дух, преодолевая остатки тошноты, сопровождавшей его насильственное пробуждение. Каждую ночь ему снились одни и те же сны, и даже сейчас, когда он был в сознании, он все еще слышал затяжное эхо голоса Эйвена, шепчущего:
— Ты мой, Джордан Спаркер. Навсегда.
Вздрогнув, Джордан откинул одеяло и поднялся на трясущихся ногах. Как и в прошлые две ночи, он знал, что в ближайшее время не сможет снова заснуть. Вместо того, чтобы гоняться за тенями по комнате до рассвета, он тихо переоделся в более теплую одежду, остановившись только тогда, когда Биар издал сопящий звук и перевернулся на другой бок. Убедившись, что его друг все еще крепко спит, Джордан на цыпочках направился к двери, оставив Биара наедине с его безмятежным сном.
Не будучи уверенным во времени, Джордан знал только, что уже поздно. Намного позже десятичасового комендантского часа, после которого студенты должны были оставаться в здании общежития. Но он все еще нервничал после своего кошмара и чувствовал, как стены смыкаются вокруг него, когда он шаркал по коридору и спускался по лестнице на первый этаж. Комендантский час или нет, ему нужно было быть снаружи… точно так же, как и в предыдущие две ночи, ни одна из которых не привела к тому, что его поймали и сделали выговор.
Джордан знал, что если дойдет до этого, он сможет использовать свой дар. Его способность растворяться в воздухе, безусловно, облегчала то, что его никто не видел. Но усилия истощили его, и он уже так устал от последних нескольких ночей беспокойного сна. К тому же, каким бы маленьким ни был шанс быть замеченным в это время, риск помогал ему чувствовать себя живым и свободным — пусть даже на мгновение.
Когда Джордан добрался до выхода из здания общежития и вышел на улицу, холодный воздух был подобен пощечине. Он судорожно вздохнул, плотнее запахивая свое тяжелое пальто, наслаждаясь этим ощущением. Закрыв глаза, он глубоко вдыхал воздух, жгучая боль каким-то образом ослабила пустоту внутри.
Вновь открыв глаза, Джордан шагнул вперед и начал прокладывать свой путь сквозь толстый слой снега. Снег под ногами был нетронутым, свежим и порошкообразным после короткой метели, прошедшей ранее этим вечером, и достаточно плотным, чтобы пройти через него, требовались усилия и концентрация… все это помогало отвлечь его внимание от воспоминаний, которые он предпочел бы забыть.
Как и в прошлые две ночи, Джордан направился в сторону озера, остановившись только тогда, когда добрался до дерева, под которым он и его друзья часто сидели в теплое время года. Не обращая внимания на мокрый снег, он опустился, пока не сел, прислонившись спиной к стволу, глядя на луну, освещающую ледяное озеро Фи, и гору Педрис, возвышающуюся вдалеке.
Это было прекрасно.
Это было безмятежно.
Это было именно то, что ему было нужно.
Но он также знал, что это ненадолго. И действительно, несколько минут покоя — это все, что ему было дано, прежде чем его мысли снова потемнели.
«Ты мой, Джордан Спаркер. Навсегда.»
Снова содрогнувшись от эха угрожающего голоса, Джордан не мог отделаться от страха, что принц меярин не просто заявил о своей воле, но и что Эйвен украл каждую грань его существа. Даже выслушав объяснения Алекс для Биара и Д.К. в их первую ночь после возвращения, Джордан все еще не мог поверить, что он свободен. Прошло три дня, а никаких признаков ментальной связи с меярином — или с Алекс — не было. И все же каждое мгновение бодрствования оставляло у Джордана ощущение удушья; оставляло его бояться, что что-то пошло не так, что он все еще привязан к невидимым нитям.
Но… Джордан также понял, что, вероятно, страдает от посттравматического стресса. Он знал, что то, что чувствовал, было нормальным… по крайней мере, теоретически. И хотя Биар пытался поговорить с ним об этом, хотя и осторожно, в течение полуночных часов после двух предыдущих ночных пробуждений с криками, проблема заключалась в том, что Джордан не хотел говорить об этом. Он не хотел делиться тем, через что ему пришлось пройти. Чему был свидетелем. Что сделал.
Только один человек, казалось, понимал, чего хочет Джордан, в чем он нуждается, даже лучше, чем он сам знал. И как по маслу через несколько минут он услышал мягкий хруст ботинок по мерзлой земле, единственный звук, возвещающий о ее прибытии.
Не произнеся ни единого слова, Д.К. свернулась калачиком рядом с Джорданом на снегу и положила голову ему на плечо, зарываясь глубже в него, когда он обнял ее. Вдвоем они просидели так несколько часов, оба смотрели на залитое лунным светом ледяное озеро, не произнося ни слова.