- Экий ты чувствительный, брат! - и с улыбкой добавил. - На самом деле это отец Владимир распорядился вам препон не чинить и рассказывать о нашем житье-бытье без утайки.
Мысленно поблагодарив отца Владимира и вслух - Милослава, я призадумался:
"Ответный жест доброй воли - безусловно хорошо, но и миссия у нас не самая простая. А ну как монахи за нами увяжутся, что тогда делать будем? Не являться же на сверхсекретную встречу с "врагами рода человеческого" с почётным эскортом из благолепных, но временами весьма суровых боевых иноков? Так что провериться на предмет хвоста не помешает".
- Эй, православные! - громко крикнул начальник поезда, обращаясь к группе мужчин, топтавшихся под синей вывеской с белой надписью "Дулёво". - Идите сюда! Поможете сходни поставить, ну и товар потом загрузите.
Мужики ещё немного помялись в смущении, но подошли.
- Сколько за работу положишь, батюшка? - спросил, очевидно, старший ватаги, высокий, но узкоплечий мужчина лет пятидесяти, с длинными грязными волосами, собранными в хвост на затылке.
- Три "пятёрки".
"Три калашовских патрона на восемь человек? Не то что не "щедро", а просто-таки "сквалыжно"!" - оценил я предложенную плату и собрался, было, надбавить, но Милослав аккуратно тронув меня за локоть, глазами показал, отойдём, мол.
- Ты, Илья Васильевич, не чуди! - тихо, но грозно, начал инок. - Контингент нам не порть!
- Какой "контингент", Милослав? Людей на работу нанимаешь, а цены справедливой не даёшь!
- Это не люди, а "кон-тин-гент"! - раздельно, по слогам произнёс монах. - И ещё лет пять им в таком состоянии пребывать. Сатанисты это бывшие. Епитимья на них наложена. А эти наглые вдобавок, ты на рожи смиренные не смотри, не смотри… Ишь, каковы! "Сколько положишь?" Пять плетей надо было дать, да тебя, чужака, постеснялся!
- А откуда у вас сатанисты? - изумился я. - Они же городские, из Столицы все были!
- Не всех, видать, кара постигла, Следопыт, не всех. Часть в банды сбилась. Чего они творили - лучше тебе того не знать, человече…
- А эти тоже из банды? Вроде, молоды для этого…
- Дети грешников, во грехе взращенные и кровью людской умытые, это. Сам знаешь, мы веру свою и обычаи силой не навязываем. Не хочешь по нашему жить - вот тебе Бог, а вот - порог… С вами и псковскими дружим, с калужанами и владимирцами общаемся, даже с Пионерами пермяцкими уживаемся, но здесь история совсем другая. Этих воспитывать надо, пока раскаяние искренним не станет, бо сами они к нам пришли, но ядом бесовских мыслей отравлены. Вожака их видишь? Отец его, когда иродам совсем невмоготу жить стало, сам ватажку свою в пределы наши привёл, да сучье семя взыграло - стал среди народа слова окаянные говорить, про то, что Беда - кара небесная за грехи наши тяжкие. А какая же это кара, если она человеками устроена заради барышей нечестивых? Пришлось Старцам нашим грех на душу взять, удавили мерзавцев по их приказу. А детишек, уповая на не полную их испорченность, под епитимью подвели. В работах и покаянии иные по пятнадцать лет маются.
- А что, это ты про косматого этого говоришь? Тоже мне - "дитятя"? - саркастически усмехнулся я. - А не похож…
- Да, про старшего их и говорю. У них власть по наследству, вроде как передавалась, так что он "магистром" у них стал прозываться, как папашку его вздёрнули! Ему, когда Б е д а пришла то ли шестнадцать, то ли семнадцать было, я сейчас не помню точно. Я записи бесед с ними читал. Так старшие кровопийцы его "ботаником" называли, я, правда, так и не понял, почему?
Поскольку, в отличие от Милослава, я общался в своей жизни не только с монахами, крестьянами и вояками, то значение этого древнего термина знал:
- Так до Тьмы в школах и университетах называли прилежных учеников. Почему, сейчас и не поймёшь. Но вот то, что этот длинный все книги, какие можно было найти, про этот их сатанизм прочитал - голову на отсечение даю.
- Ишь ты… Не зря говорят, век живи, век учись. А он действительно у них за проповедника был, Отцы наши на него самую строгую епитимью наложили - безурочную.
- Это как? - поинтересовался я.
- А так: чтобы он ни делал - в зачёт ему ничего не идёт. А прощение полное будет по воле иерархов наших. Ты, вот, цену, что я им за работу назначил, малой назвал, а ведь я и не должен им ничего платить. Три патрона этих - милостыня от меня лично! И учти, Илья, этим повезло, только год как "шатурить" перестали.
- Как это? - не понял я "местной специфики".
- А на "Шатурторфе" топливо добывать, на болоте торф резать. И врагу не пожелаешь. Даже если в артели, добровольно, то всё одно - малоприятное занятие, а уж по принуждению, да по епитимье…