Лицо южанина вытянулось, и он, пробормотав "Простите, Илья Васильевич", сделал вид что ему срочно необходимо внести какую-то запись в журнал.
Андрюшка просёк фишку и выйдя из машины попытался продемонстрировать строевую подготовку, но уже на втором шаге запнулся, да так, что чуть не упал. Пришлось его подбодрить и, одновременно сделать внушение:
- Покривлялись и будя, - негромко сказал я ему, подойдя вплотную. - Но не умеешь - не берись, а берёшься, так учись. Кстати, я сам всей этой шагистике не обучен. Не до того было в двадцать шестом.
- Я понял, Илья.
- Ну и чудненько… А устав, если хочешь, я тебе могу дать почитать. В Торжке у меня лежит.
***
Баня оказалась весьма приличной - отдельно стоящее двухэтажное строение в паре сотен метров от "Хризантемы", расположенное во дворе большого трёхэтажного особняка. Построили её явно ещё до Тьмы, так что расслаблялись мы сейчас в заведении с "более чем тридцатилетними традициями", как писали в рекламных объявлениях старых журналов.
Первый заход решили сделать командирским - у полковника был ко мне, как он намекнул, серьёзный разговор.
Отделка помещения или неплохо сохранилась, или же ремонтировалась время от времени. Даже мебель не производила впечатления собранной с миру по нитке. И пара диванов и кресла были частью одного гарнитура, что само по себе удивительно. И для места и, что уж там жеманничать, времени. В первые годы после Беды многие как раз мебелью дома и топили. До леса или поленницы ещё дойти надо, а шкаф или диван вот они - рядом. Да и мы в Люберцах тоже не скромничали, но там всё-таки город и с дровами во много раз хуже.
По многолетней привычке я первым делом осмотрел всё помещение и задвинул щеколду на двери запасного выхода - не хватало ещё, чтобы кто-нибудь "вошёл без стука, стрельнул без звука".
- Заноза, ты за собой какой ствол застолбишь? - спросил меня Верстаков, выгружавший из большой спортивной сумки свой арсенал.
"Лучше быть живым параноиком, чем мёртвым альтруистом!" - похоже капитан руководствовался именно этой поговоркой, отправляясь в баню помыться.
На невысоком, "журнальном", как в старину говорили, столике уже лежали две "ксюхи" с магазинами, и непривычного вида пистолет-пулемёт со складным проволочным прикладом, цевьём, выполненным вместе со ствольной коробкой и пистолетной рукояткой из пластика, и куцым магазином.
- Это что за зверь такой? - спросил я у капитана, присоединявшего магазин к потёртому "бизону", кстати весьма популярному у многих бережливых Следопытов в силу дешевизны применяемых патронов.
- Это? - он откинул приклад и положил готовый к бою ствол на стол. - Это "Шипка" болгарская. Так себе машинка, но для разборок в бане сойдёт. Нам как раз партию привезли, вот и взяли на всякий случай. Дать?
- Нет, я с чем-нибудь привычным потанцую, - и я сграбастал со стола укороченный "калашников". - А ещё лучше, капитан, если ты сейчас сплюнешь три раза через левое плечо, и все эти железяки нам сегодня не пригодятся!
- Верно, - и, к моему удивлению, Верстаков действительно выполнил мое шутливое пожелание.
- Раз, раз, поддайте там! - ожила лежавшая на столе рация.
- Ждём, готовы. Если что - кроем, - спокойно ответил капитан, и отпустив тангенту громко предупредил всех остальных, кто находился в здании. - Всем внимание! Наши на подходе. Контроль пространства!
Подход к помывке как к боевой операции мог бы показаться странным, если бы вскоре после ужина ко мне и Удовиченко не подошёл Говорун и не сообщил, что, похоже, накаты в столовой были не просто так, и кто-то из местных явно замыслил если и не недоброе, то странное, как минимум. Об этом ему сообщил один из старых знакомцев, с которым он пересёкся вскоре после стычки с бандой Самоеда. И решили мы, по меткому выражению полковника "тереть друг другу спинки в состоянии полной боевой готовности". Но отменять поход в баню не стали из конспиративных соображений и сейчас на чердаке бани с комфортом расположился, тот самый неразговорчивый снайпер, что ехал в моей машине. И ствол у него, заслуживающий всяческого уважения - не что-нибудь, а "Винторез". Его антипод - говорливый прапорщик Коля обживал сейчас местный погреб.
Но наши треволнения оказались напрасными - четвёрка в составе полковника, Саламандра, Говоруна и старлея Малченко добралась до места назначения без приключений.
За старшего в лагере остался Тушканчик, да и просто опытного народу там хватало, так что за сохранность наших транспортных средств ни я, ни Удовиченко не опасались. К тому же даже у бредунов существовали свои неписанные но довольно строго соблюдаемые правила, например - на стоянках они не грабили. Точнее не то что бы совсем не грабили, но нападение на табор или караван, разделивший с тобой одно место стоянки, считалось делом бесчестным, на которое могут пойти только полные отморозки.