Юри завела машину.
– Но ведь грустно! Ужасно грустно, Юри! Но… ничего не поделаешь…
– Конечно, ничего не поделаешь! Ну пока, Ронда. Веселитесь!
Юри вела машину очень медленно и, только заметив сзади хвост из нескольких машин, прибавила скорость.
У перекрестка, к счастью, зажегся красный свет, и она стала раздумывать, куда бы поехать. Никаких определенных планов у нее не было. Увидев на следующем повороте вход на станцию монорельсовой дороги, Юри решила пойти в парк с увеселительными аттракционами. Все уж лучше, чем кино. Поискав место для стоянки, она поставила машину у северного входа в парк, напротив оперного театра.
Вышла из машины, задержалась на секунду перед театральной афишей. «Лебединое озеро» с Магот Фонтень. Рядом была афиша выставки народного творчества индейцев Аляски. Юри пошла в сторону этой выставки. Пошла без всякой цели, просто ноги зашагали в этом направлении. Она шла и на ходу зевала. Совершенно открыто, не пытаясь подавить зевоту. Широко раскрывала рот, словно ловила свежий воздух.
Сейчас, в начале десятого, детей в парке почти не было. Влюбленные бродили парочками, держась за руки, восторженно разглядывая различные аттракционы, подсвеченные неоновыми огнями. У озера с гоночными моторными лодками Юри остановилась. Моторные лодки бороздили воду. В лодках сидели все те же влюбленные и так же восторженно разглядывали фонтаны брызг.
У входа на выставку Юри снова задержалась. Здесь был аттракцион-самолет, по спирали взмывавший вверх вокруг башни. Посмотрев немного на самолет, Юри пошла на выставку, хотя и не испытывала особого желания познакомиться с предметами народного творчества индейцев Аляски.
На выставке было пустынно. В больших, плохо освещенных залах Юри оказалась наедине со странными, причудливыми масками. Собственно, это были не маски, а головные уборы, изображающие морды зверей и птиц. Чудовища смотрели на Юри неподвижными и сверкающими, как у злых духов, глазами. Ее внимание привлекла маска ворона. Глаза огромные, удлиненные, совершенно человеческие, в большом, чуть раскрытом клюве виднеется кроваво-красный язык. Сзади свисает длинная прядь волос. Весь головной убор был искусно выточен из дерева. Поражали удивительно строгие, четкие, почти геометрические линии. Краски, подобранные с большим вкусом, завершали гармонию. Правда, цвета были чистые – красный, желтый, зеленый и черный, – но природные красители, чуть поблекшие под воздействием времени, создавали иллюзию тончайшей гаммы оттенков. Отдельные части этой головы – глаза, веки, длинный рот-клюв – не имели ничего общего с обликом птицы, глаза были даже слишком человеческие, и не только человеческие, но определенно мужские, бесстрашно распахнутые, и все же вся маска в целом являлась искусно выполненным символом человека-ворона. По-видимому, безвестный скульптор воплотил в этом символе веру своего первобытного племени, веру в слияние человека с природой, в неотделимость души человеческой от души животных и птиц, трав и деревьев, гор и долин.
На выставке были и другие головные уборы – с масками сокола, лягушки и разных зверей. Были маски, вырезанные из потемневшего плавуна. Злые и добрые, одна – насмешливая, таившая снисходительную улыбку в глубине глаз, в изломе рта. Были погремушки, какими пользуются шаманы, тоже в виде различных животных, родоначальников племени; были лодки и утварь, украшенные резьбой; одеяла, похожие на пончо, сотканные из шерсти разных зверей. И всюду, на всем – бесконечные звери и птицы. Юри казалось, что в сумрачных залах звучат приглушенные голоса леса, шелестящие, как ветер, молитвы и заклинания.
У выхода со скучающим видом сидел мужчина в розовой рубашке.
– Пора закрывать, – сказал он.
Казалось, он ждал, пока Юри все осмотрит.
От неожиданности Юри вздрогнула, круто повернулась и, пошатнувшись, чуть не села на пол.
Мужчина успел подбежать и подхватить ее под мышки.
– Спасибо! – Юри смущенно покраснела. – У меня что-то с равновесием… Вдруг ни с того ни с сего падаю… Муж ужасно сердится. Особенно если это происходит в публичном месте. В самом деле ужасно неудобно. На этот раз вы меня спасли от позора. Еще раз благодарю. Ну, всего хорошего.
Юри пошла.
– Подождите секундочку, – сказал вдогонку розовый. – У вас что-то пристало к каблуку. Надо снять, а то опять поскользнетесь.
Юри осторожно, чтобы не упасть, одной рукой оперлась о диван, стоявший у выхода, и осмотрела подошву.
– Нет, на левом каблуке.
Набойка на левом каблуке стерлась и висела клочьями.
– Ничего не пристало. Это набойка совсем сносилась. Юри потянула за длинный завернувшийся клочок кожи. Кожа стала рваться под пальцами, как старая тряпка. Обнажился деревянный каблук.
– Ничего не поделаешь, туфли-то старые, – с раздражением сказала Юри. – Не знаю, что делать. Так я всю кожу сорву.
– У меня нож есть.
Розовый вынул из кармана перочинный нож и отрезал разлохматившийся кусок кожи.
– Благодарю вас. Вы очень любезны, – не без иронии сказала Юри.
– Ну что вы! Такой пустяк… – мужчина двусмысленно усмехнулся.
Юри вышла из павильона. Куда же теперь пойти? Она не знала. Остановилась у выхода, прислонилась к стене. Перед павильоном – подсвеченный неоновыми лампами – бисерными брызгами рассыпался фонтан. Рядом, на лужайке – одинокий вяз. Под вязом стояла каменная скамейка. Пока Юри раздумывала сесть или не сесть, скамейку заняла какая-то парочка.
В выставочных павильонах погас свет. Из дверей вышел мужчина в розовой рубашке. И чуть было не налетел на Юри.
– О-о, вы все еще здесь? Как хорошо! Вот, возьмите, пожалуйста. Вы забыли на диване сумочку.
Розовый держал в руках сумочку Юри.
– Оригинальная отделка, – сказал он, протянув ей сумочку, расписанную водорослями и рыбками. – Вы забыли сумочку на диване. Я уж собрался отнести ее в контору…
– Спасибо…
Юри удивилась – как же так, она не заметила, что у нее пустые руки. Наверно, положила сумку на диван, когда розовый срезал лохмотья кожи с каблука.
– Я, должно быть, ужасно рассеянная, – сказала Юри. Рядом с выставкой был тир, где выдавали премии за удачную стрельбу. Лупоглазые смешные куклы, плюшевые, полосатые, как тигры, кошки, лопоухие слоны, выскакивали и скрывались за стойкой. По соседству с тиром находился киоск. Там продавали фруктовые соки. Они били тоненькими фонтанчиками в стеклянных цилиндрах. Пахло кофе.
Юри двинулась дальше. Мужчина в розовой рубашке шел за ней.
– Хотите кофе? – сказал он, позвякивая мелочью в карманах брюк.
Юри ничего не ответила, но продолжала идти перед ним, не сворачивая.
Розовый, поставив локти на прилавок киоска, протянул Юри бумажный стаканчик, над которым поднимался ароматный парок.
– Вы действительно немного рассеянная. Выпейте кофе, это бодрит.
Он почти насильно заставил ее взять стаканчик. У него были черные, очень жесткие волосы с сильной проседью и светло-зеленые глаза.
– Знаете, я на четверть эскимос, на четверть трингитт, на четверть швед, на четверть поляк…
Чудной человек, хоть и седой, но ужасно непосредственный, ребячливый. Взял и сразу отрекомендовался – выложил всю свою родословную.
Он еще видно, молодой, подумала Юри, а седина совсем не показатель возраста.
– Не куришь?
– Да нет… У меня плохое горло. Не знаю, может быть, рак…