— По какому там уставу… У нас звания одинаковые, а ты козыряешь мне, как генералу.
— У вас должность офицерская.
— Ну ладно, — сказал ему Гурин. — Впредь разрешаю тебе обращаться ко мне на «ты», — Василий взглянул на Кузьмина — как он, поймет шутку, примет ее или все так же будет серьезничать?
— Хорошо, — в уголках рта мелькнула и погасла ехидная ухмылочка.
«Значит, издевается, — догадался Гурин. — В чем дело? Почему у него такая неприязнь ко мне?» — но долго не стал над этим ломать голову, решил не обращать внимания: не велика беда — неприязненное отношение писаря. А все-таки скребет самолюбие…
— Не знаешь, как туда добираются? Я ведь в политотделе ни разу не был…
— Младший лейтенант Лукин обычно в таких случаях звонили в минометный батальон и договаривались с лейтенантом Бородулиным. В минбате есть лошади и повозки. А у нас их только две — в хозвзводе, продукты возят.
Бородулин — это комсорг минометного батальона, Гурин его видел несколько раз — приходил к Лукину. Суровый лейтенант. Круглые маленькие глазки, посаженные узко, набрякшие подглазья и пухлые губы делали лицо его сердитым, будто он постоянно на кого-то дулся.
Знал Гурин и комсорга пулеметного батальона — белобрысенького младшего лейтенанта Соколова. Но после Кишинева он что-то его ни разу не встречал…
— Понятно. Попробую и я, как Лукин. А?
— Попробуйте, — сказал Кузьмин.
Кузьмин ушел, и Гурин стал собираться. Вложил в полевую сумку список комсомольцев, тетрадь с планами, дневник о проделанной работе, несколько листов чистой бумаги для заметок.
Не успел одеться, пришел капитан Бутенко, он проводил беседу в третьей роте.
— У-ух! Зимно, едрит его в корень! — Он потер руки, потом похлопал ими по трубе печурки. — Вроде и мороз небольшой, а ветер собачий пронизывает до костей. Ты куда?
— В политотдел вызывают на совещание, Первый раз…
— Ничего! Будь посмелее.
Гурин оделся, сумку повесил через плечо, автомат закинул за спину, натянул пониже шапку, руки сунул в трехпалые солдатские рукавицы, сказал капитану:
— Пошел!
— Иди! — Он осмотрел его, пошевелил недовольно губами.
— Что-нибудь не так? — спросил Гурин.
— С автоматом?
— А что?
— Вообще — правильно: без оружия нельзя. Ну ладно, иди. Я поговорю с майором — надо вооружить тебя чем-нибудь полегче.
Из штаба Гурин позвонил в минометный, попросил к телефону Бородулина. Его позвали быстро.
— Да… — отозвался тот в трубку густым басом.
— Это говорит Гурин, из учебного…
— Знаю тебя, Гурин. Подходи к нашему штабу, поедем все вместе.
Еще издали Гурин увидел: возле штаба минометного прохаживается Бородулин, нетерпеливо поглядывая в сторону стрелкового батальона. «Меня ждет», — догадался Гурин и прибавил шагу.
— Товарищ лейтенант… — козырнул Гурин.
— Привет, — Бородулин протянул ему руку и, не глядя на Гурина, направился к подводе, которая стояла на дороге за деревьями. На ходу сказал: — Знакомьтесь… Не знакомы?
Из-за дерева вышла улыбающаяся девушка в погонах младшего лейтенанта. Гурин козырнул:
— Старший сержант Гурин. Комсорг учебного батальона.
— Ух ты! — она сделала губки трубочкой, улыбнулась. — Какой бравый! — И, насупив брови, серьезно сказала: — Заставляете себя ждать, товарищ старший сержант! Два офицера ждут одного сержанта. Непорядок! — Она говорила, а глаза ее смеялись, видно, что шутила.
— Виноват, исправлюсь! — сказал Гурин.
— То-то! — и она снова улыбнулась, и снова на левой щеке образовалась глубокая симпатичная ямочка. — Боярская. Шура. Комсорг пулеметного, — она протянула Гурину руку.
— Пулеметного?
— Да. А что? Не нравится?
— Да нет… Но там же был…
— Был, да сплыл. И у вас был Лукин. Поехали, а то холодно, я уже замерзла.
Бородулин терпеливо ждал возле повозки, когда они кончат знакомство.
— Ну, все? — спросил он. — Садитесь, — кивнул на бричку, в которой почти по самые края было навалено свежей необмятой соломы.
Боярская зашла за повозку и там, чтобы не видели мужчины, по колесу взобралась на солому. Бородулин сел впереди, по-мусульмански подобрав под себя ноги. Гурин лег на локоть у самого края, боясь стеснить Боярскую.
— Поближе, поближе, теплее будет, — Боярская спрятала ноги в солому. — А автомат свой положите с краю, он железный — не замерзнет. Зачем вы его кладете между нами, как ребеночка? — Крикнула Бородулину: — Давай, ямщик, трогай!
Бородулин дернул вожжами, причмокнул, и бричка затряслась на замерзших кочках по ненакатанной дороге.