— Как, на восток? — Гурин недоверчиво смотрел на старика: явно немец не понял его.
— Он, гад, нарочно хочет нас послать обратно, — предположил кто-то из разведчиков. — Вы думаете, он правду скажет? Ждите!
Старик внимательно слушал курсанта и чувствовал, что тот говорит что-то против него, обернулся к Гурину, заговорил убежденно:
— Дразикмюле — дорт, дорт….
Пока они толковали со стариком, откуда-то взялся, подошел к ним молоденький чернявенький младший лейтенант. Худенький, юркий, как муравьишка. Шинель нараспашку, зеленая пилотка сбита на затылок. Заорал:
— Фриц! Живой фриц! А ну дайте мне его, я его сейчас!.. — и полез к старику, вызверив глаза: — Ком, ком! Я буду шиссен! — Вытащил из кобуры пистолет, потащил левой рукой старика за рукав.
— Младший лейтенант, оставьте! — крикнул Гурин.
Тот вздрогнул и вызверился на него:
— А ты кто такой? Как разговариваешь с офицером!
Младший лейтенант был выпивши, и, наверное, надо быть с ним поосторожнее. Но как?
— Прекратите безобразие! — Гурин решил не снижать командирский тон. — Или мы сейчас вас арестуем и отведем в комендатуру.
И вдруг он увидел: сник младший лейтенант, но не сдается:
— А вы что тут с немцами рассусоливаете? Их всех уничтожать надо!
— Товарищ Сталин так не говорил, — и Гурин махнул немцу, чтобы ушел с глаз долой.
Младший лейтенант осмотрел Гурина внимательно. Пояс, полевая сумка, пистолет — все как у офицера, но погоны сержантские, за плечами вещмешок и автомат — как у солдата. Покрутил головой:
— Ты кто такой?
— Это военная тайна. А вы кто такой? Откуда и куда?
— Мы на фр-р-ронт идем!
— Вот и идите, товарищ младший лейтенант, а то отстанете от своих.
— Да ты знаешь, как я стреляю? Лучший стрелок был в училище! — И он, почти не целясь, выстрелил в чашечку на столбе, та разлетелась вдребезги. — Понял?
— Очень хорошо! Но торопитесь, а то опоздаете, и придется вам только чашечки сбивать.
— Да ты кто такой? — опять пристал к Гурину младший лейтенант. — Из особого?
— Идите, товарищ младший лейтенант…
— Ясно. Так бы и сказал сразу… Ладно, я пошел. — Взглянул на дверь. — А фрица живьем оставлять жалко… Нельзя! Ферштеен?
— Ферштеен.
— То-то, — и он пошел, загребая ветер расстегнутыми полами шинели.
Гурин остался с разведчиками, раздумывал: «Что делать? Верить немцу или нет? Идти назад или вперед? Разведчики немцу явно не доверяют. Но что делать?»
Вышли со двора, остановились. Смотрят: группа польских офицеров шумной толпой идет — это освобожденные из немецкого плена, рады свободе, торопятся домой.
— Товарищи паны офицеры, — обратился к ним Гурин, — вы должны знать, где находится Дразикмюле.
Поляки окружили Гурина, наперебой принялись втолковывать ему, где этот Дразикмюле. Показывают, как и немец, на восток, в обратную сторону. Гурин карту достал, они — свою, смотрят, сверяют. И вдруг один, наверное старший, у него тоже карта оказалась, стал объяснять:
— То есть стара польско-германська граница. Дразикмюле — германське название. По-польскому то будет — Дравский Млин. Вот так. Я знаю!
— Похоже, они правы, — говорит Гурин своим ребятам. — Придется возвращаться. Пошли!
— Пошли! — весело повторяют поляки, и они общей группой идут в обратную сторону. Разговорам и расспросам нет конца. Полякам нужен польский военный комендант. Такой уже есть в Лукац-Крейце, и они радуются сообщению, будто вот-вот мать родную встретят.
У развилки перед железнодорожным переездом остановились, поляки показывают им ту дорогу, которую они утром отвергли. Курсанты объяснили полякам, на какой улице находится польская комендатура, и они расстались такими друзьями, словно всю жизнь росли и учились вместе.
Дразикмюле — это даже и не станция, а скорее маленький полустанок. Здесь было всего лишь два дома. Один — узкое и потому казавшееся высоким двухэтажное здание — низ каменный, а верх деревянный. На стене, обращенной к полотну, на белой заплатке черной краской красиво, с готическими завитушками написано: Draßigmühle. Другой дом отстоял от первого на некотором расстоянии, ближе к деревенскому поселку, который, чувствовалось, жил своей собственной жизнью, не имеющей ничего общего с этим полустанком: во дворах поселка были настроены многочисленные сараюшки, риги с узкими дверями и широкими воротами, стояли высокие крестьянские телеги, бродили куры.