— Договорились!
— Можно начинать, — махнул майор механику.
Свет погас, затрещал аппарат, на экране замельтешило, появилась надпись — «Сердца четырех», и полилась совсем мирная мелодия:
Через минуту солдаты уже были все во власти чарующей музыки и еще более чарующего мирного времени, где люди катаются на лодках, шутят, влюбляются, страдают, смеются, женятся — всё как в настоящей жизни, которая казалась им такой далекой и невозвратной…
Дня через два или через три Гурин снова встретил лейтенанта Исаева. Он вел группу солдат, видать, такого же, как и они, «сброда» — после госпиталей и батальона выздоравливающих. Остановил возле канцелярии, кто-то начал бузить, он прикрикнул строго, солдаты замерли.
— Предупреждаю: дисциплина во взводе должна быть железной! Без дисциплины разведчик — не разведчик. Всегда, в любой обстановке каждый помни, что ты разведчик, и веди себя соответственно: с достоинством, но без бахвальства и нахальства. Всегда будь смелым, находчивым, решительным. Всегда!
— И на свидании?
— Тем более.
Солдаты весело загудели, заулыбались, стали острить, но Исаев был невозмутим, опять пресек шум:
— Тихо! Некоторые думают: разведчик — это вольница, анархия — мать порядка. Чепуха! Это пижоны только так ведут себя, да и то в тылу, а на передовой они как мышки. Рразойдись! — и совсем мирно добавил: — Покурите пока.
Гурин подошел к Исаеву, поздоровался.
— А, агитатор Жёра! Привет! Ну, вот и встретились. Ты где?
— В первом взводе, на сержанта буду учиться. А вы?
— А я вот архаровцев этих должен уму-разуму учить, разведчиков из них делать.
— Разведчиков! Вот здорово! — И его так подмывало попросить лейтенанта, чтобы он взял и его к себе во взвод, так хотелось Гурину быть разведчиком, что даже в горле запершило. Но почему-то не решался попросить, оробел, боялся отказа. Подумал: «Наверное, туда все-таки отбирают особенных, как в летчики». Он смотрел на лейтенанта такими по-собачьи преданными глазами и ждал, что тот скажет ему: «Давай ко мне во взвод!» Но он не сказал так.
— Чего ж здорового? — бросил лейтенант недовольно. — Не нравится мне эта педагогическая деятельность, сбегу я, пожалуй, из этой богадельни. — И он направился в канцелярию.
А Гурин стоял и с грустью смотрел ему вслед, и было до слез обидно, что он не пригласил его к себе во взвод. Наверное, слишком был занят своей судьбой.
Учебный батальон
ри дня, пока шла укомплектовка батальона, новички жили более или менее вольготно. Батальон набирался внушительный: было сформировано четыре роты по три взвода в каждой да плюс еще отдельный взвод разведчиков. Старшина Богаткин приводил к единообразию обмундирование новичков — они наконец расстались с зимними шапками и ватными брюками, — вооружил их ручными пулеметами, автоматами, карабинами — все, как полагается по уставу. А когда комплектация закончилась, их увели из деревни в лес. Здесь они построили для себя шалаши-землянки — по две на взвод, землянки для офицеров, для штаба, каптерку старшине, оборудовали летнюю столовую, перед землянками расчистили и присыпали песком линейку, у въезда в лагерь из жердей соорудили арку, дорогу перегородили шлагбаумом и поставили часового.
Рядом с этим батальоном разместился другой, тоже учебный, батальон пулеметчиков, за ним третий — минометчиков, так что за короткое время лес набился военными плотно…
…Сквозь сон слышит Гурин протяжные звуки трубы, он еще не знает, что это за звуки, но какое-то чутье подсказывает ему, что это играют подъем. «Неужели так рано? А может, это случайно где-то?» — и он натягивает шинель на голову, чтобы, не слышать этой тягучей трубы. Вчера так наломались с этими землянками, кончали уже поздно вечером, настелили на земляной пол веток, потом соломы, повалились и сразу же захрапели: свежий лесной воздух, духмяный запах соломы, смешанный с ароматом увядающих листьев на крыше землянки, мигом сморили солдат.
— Подъем! Первый взвод, подъем! — это голос взводного, лейтенанта Максимова. Вот он сунул голову в землянку. — Ну-ка, быстро! Что же вы? Быстро, быстро! — в голосе у него и приказ и просьба одновременно.
— Выходи строиться на зарядку!
В землянке тесно, солдаты спросонья толкаются, мешают друг другу одеваться, ворчат недовольно.