Майор ответил на рукопожатие, и тут же Григорьичу приятно булькающий пакет протянул – «накрывай, старик, поляну». Тот себя долго ждать не заставил: скинул клеенчатый фартук и синюю робу, снял с крючка белый халат и повел Добрянова в свой кабинет. Спустя пару минут, перед мужчинами стояли рюмашки, пара тарелок – одна с колбасой, другая – с яблоком, заботливо разрезанным на дольки и очищенным от семян.
- Ну, рассказывай, - наливая по первой, скомандовал доктор.
- Да есть у меня к тебе вопрос, Григорьич, - озабоченно нахмурился Владилен. – Помнишь, три дня назад ты труп заключенного нашего смотрел?
- А что с ним не так? – насторожился патологоанатом. - Я все по форме написал! Да и случай – тьфу! – элементарный.
- С документами все в порядке, Григорьич! Только пошли в колонии слухи, что убили этого… Козлова. Ума не приложу, как такое может быть. В экспертизе у тебя сказано, что следов насильственной смерти не обнаружено. Да я и сам труп видел – целехонек был. Может, подскажешь, как его могли на тот свет отправить? Придушили аккуратно?
- Могли и придушить. Он же таблетки снотворные получал, причем сильные. Да еще и от депрессии препарат. Так что мог и не проснуться толком, поэтому следов борьбы не было. А откуда слухи? Насолил, что ли, кому-то перед смертью?
- Не знаю. Никто не жаловался, от шестерок тоже сигналов не поступало. Пять лет уже отсидел, еще семь впереди оставалось, без права на амнистию. Так что ему ссоры затевать не с руки было. Но нервничал, вроде, перед смертью. Боялся, говорил, что узнал кого-то.
- Узнал? Тогда среди новых зеков искать надо.
- Да женщину он узнал какую-то, Григорьич. А женщин у нас, сам знаешь – раз, два – и обчелся. Вот скажи, мог он отравиться – снотворным или антидепрессантом своим?
- Ты, это, майор, на девчонок-то своих не гони! – тут же возмутился старик. - А то мы быстро их у тебя заберем. Тут в районной больнице нормальных людей лечить некому, а у тебя – гляди, и терапевт первой категории, и медсестры, которым место в приличном отделении. Брал я кровь у вашего Козлова. На химическую экспертизу посылал. Дозы лекарств в крови хоть и высокие, но в пределах допустимого. Так что оставь эту блажь. А на зоне особо говорливым рты позакрывай: мне ли тебя учить?
- Погоди, Григорьич. – Добрянов вздохнул и потянулся к бутылке: разлить по второй. – Вот скажи, вариант отравления полностью исключается?
- Исключается! – рявкнул патологоанатом, расплескивая драгоценные коньячные капли. – И думать забудь, Владилен! Не ожидал я от тебя, не ожидал.
Горько махнув рукой, старик опрокинул в рот на треть опустевшую рюмку, зажевал ее кружочком колбасы, и засобирался.
- Все, майор. Извини, работать надо. Пришлешь официальный запрос – сделаю тебе копии всех документов: и вскрытия, и экспертизы. Но разговаривать с тобой потом по-другому буду.
III
Ах, как хотел майор Добрянов последовать совету патологоанатома. Но не мог. После разговора со стариком на душе еще противнее стало. Муторнее. Но для себя Владилен Леонидович решил, что постарается выяснить, кого Борис Козлов перед смертью узнал. Эта обмолвка покойного была единственной ниточкой в деле, которое пока существовало лишь в голове начальника колонии.
Женщины в мужской колонии усиленного режима – редкость. Тем не менее, помимо врача – Софьи Васильевны Богдановой, двух медсестер и санитарки, у Добрянова в колонии работали еще главная кастелянша, Зоя Ильинична, и повариха Людка.
Доктора Богданову и одну из медсестер Владилен Леонидович нашел сам. Софью Васильевну – три года назад, медсестру Илоночку – чуть ли не вчера. Долго их уговаривал, обещал льготы, доплаты, отпуска большие.
Кастелянша работала в колонии чуть ли не со дня ее открытия. А вот Людмила устроилась к ним тоже не так давно – может, год прошел, может, полтора. Заподозрить кого-либо из этих женщин майору Добрянову было в принципе сложно, а уж тех, кто отработал у него года два или более – казалось вообще не логичным. Тем не менее, проверять нужно было всех.