Выбрать главу

— Отрастут!.. Когда ж они отрастут?..

— А у тебя что за спешка случилась? Для кого это ты так начищаешься?

— Обязательно для кого?..

— Ну да. Раньше ж ходил — и ничего, а тут вдруг… Комиссия, что ли, какая приезжает?

— Будто только для комиссии надо быть аккуратным? — усмехнулся Васька, удивляясь материной наивности.

— Перед «немкой» выпендривается, — выпалила Танька. — Там они все от нее с ума сходят…

Васька запустил в сестру книгой, прокричал:

— Трепись больше! — И, устыдившись своей горячности, сказал небрежно: — Очень она мне нужна…

Однако все-таки зачем-то была нужна. На ее уроке сидел он весь сам не свой: из себя вылезал, тянулся, чтобы она его вызвала, обратила на него внимание, хотелось блеснуть своими знаниями, понравиться ей, и чтобы все это было незаметно для других… Бывало, она вызывала его к доске, он отвечал, выполнял ее задания, она ставила ему хорошую оценку в журнал, но его самого, его влечения к ней не замечала, и ему было обидно. Вечером он снова и снова стоял в тени деревьев, ждал ее появления, и она появлялась, но тут же вслед за ней, как обычно, выскакивал Куц и, крутясь вокруг нее собачонкой, шел провожать. Это стало раздражать Гурина, и он лихорадочно придумывал, как бы отшить от нее провожатого. На уроках физики Васька стал грубить Куцу, бросал двусмысленные реплики, и Куц, иногда потеряв терпение, либо выставлял его из класса, либо записывал на последнюю страницу журнала как нарушителя. Дошло до того, что поведение Гурина стало предметом разбирательства на классном собрании. Активисты требовали, чтобы Васька рассказал, почему он именно с физиком всегда препирается, ведет себя с ним грубо, неуважительно? В чем тут дело?

— Не могу объяснить… — выдавил из себя Васька, стоя понуро за партой. — Не могу… Но обещаю… Постараюсь на уроках физики вести себя… — И тут же подумал: «А Куцего от Розы Александровны все равно отошью!»

Но как? Хулиганы на них не нападали, и поэтому устыдить его в трусости, а самому предстать героем-спасителем перед ней — такого случая не представлялось. И тогда он решил сам припугнуть Куца.

В следующий раз он уже не прятался под деревьями у школы, а ушел далеко вперед — за больницу и там, за углом больничного забора, стал поджидать Розу Александровну и Куца. И когда они показались, он, надвинув на глаза шапку и отвернув воротник, вышел, покачиваясь, им навстречу. Поравнявшись, Гурин толкнул Куца плечом и, проворчав: «Чтобы я тебя возле нее больше не видел!» — пошел дальше. Это по замыслу Гурина должно было испугать и унизить Куца, после чего он перестанет провожать Розу Александровну, которая в свою очередь должна почему-то запрезирать его.

Но на другой день, встретив Гурина в коридоре, Куц отозвал его в сторонку, сказал:

— Ну и приемчики у тебя!

— Какие приемчики? — Гурин, сощурив глаза и скривив презрительно рот, в упор посмотрел на Куца. Но не выдержал, отвел глаза в сторону.

— Стыдно? — спросил Куц. — А приемчики у тебя хулиганские и по-деревенски примитивные. Ты думаешь, я тебя не узнал вчера? И знаешь, что за это полагается? Ты же пулей вылетишь из школы и из комсомола, если я сообщу об этом директору и комсоргу. Но я понял, в чем дело, и поэтому прощаю тебе. Только запомни: так любовь женщины не завоевывают, оставь эти штучки блатнякам. — И пошел прочь от Гурина, не дав ему ни возразить, ни оправдаться. Да Гурину и сказать-то было, собственно, нечего.

А вскоре разнесся слух, что Куц женится на Розе Александровне, и Гурин совсем сник. У него появилась ко всему апатия — к школе, к занятиям, к друзьям; он стал раздражителен, ни с кем не разговаривал нормально, отвечал резко, иногда грубо, уроки запустил. Он похудел, под глазами появились синие круги.

Мать несколько раз подступалась к нему с вопросами, что с ним, не болен ли, но он только отмахивался и тут же уходил с глаз долой, забивался куда-либо в укромное местечко и плакал. Хотел умереть, но так, чтобы учительница узнала, что он погиб из-за нее…

Путаясь в догадках, мать не на шутку забеспокоилась и, выбрав время, пошла в школу узнать: может, там у него какие неполадки? Но в школе она тоже ничего не узнала, наслушалась лишь жалоб на него…

И только когда она уходила, ее в коридоре догнал Куц и сказал:

— Вы не беспокойтесь, это пройдет.

— А вы знаете, что с ним?

— Он влюбился… Влюбился в учительницу. Это бывает — первая мальчишеская любовь.

— Влюбился?! Еще чего не хватало! В учительшу? О господи!..

— Это бывает, — внушал ей Куц. — Вы только не ругайте его. Это пройдет.