— Почему не получилось, Мартин Августович?
— Не такая у нас в Латвии тогда жизнь была, чтобы выбирать мог. Пришлось матросом наняться, кочегаром, точнее. Поплавал по морю немало… За то жизнь благодарю.
— Ну, а потом?
— А что потом! Потом стар стал. Жизнь менять поздно показалось. Да и привычка. Куда я от моря уйду? Ты вот — другое дело. У тебя все возможности есть.
— Я понимаю.
— Ну, то-то. Я вчера, понимаешь, в тебе себя увидал. Прежнего, конечно… Плавал я в ту пору боцманом на чилийской «Розамунде». Как и сейчас, только было это далеко отсюда, в Южном полушарии, мы вытянули поврежденный китом кабель. И меня тогда, как громом, поразило. И знаешь, что?
Гошка, как завороженный, покачал головой, не спуская взгляда с капитана.
— Я, понимаешь, — продолжал капитан, — водолазом долго работал, может, поэтому у меня и мысль эта родилась… Одним словом, удивился я очень. Удивился, как кит такое давление выдерживает. Ты понимаешь, что получается? Здесь вот глубины свыше 1400, а кашалот в кабеле запутался! Тогда тоже, помню, мы кабель с 1700 подняли. Недавно совсем, в 1951-м, в августе, читал, чинили кабель Лиссабон — Малага на глубине 2200 метров — и тоже… Что ты думаешь? Подняли покусанный кашалотом кабель, на котором болталось полусгнившее мясо. А ведь на глубине в 2000 метров давление 200 атмосфер. Ты только вообрази себе: 200 килограммов на каждый квадратный сантиметр поверхности.
Я тогда, ой, как горько пожалел, что нет у меня такой возможности, чтоб засесть за книги. Поучиться, поработать в лабораториях. Эх, да что там говорить! Ведь ни одно из млекопитающих не встречается в своей жизни с такими страшными давлениями. Кажется, в лепешку должно расплющить. Так нет же. Плавает кит у самого дна, да еще кабель покусывает. Ох, до чего же хотелось мне узнать тогда, как это организм кита приспособился к резким переменам давления. Я ведь и водолазом был. Кому, как не мне, знать, что такое есть за вещь перемена давления!..
«Сейчас я могу сказать вам, дорогой Мартин Августович, как приспособился к большим глубинам организм кита», — подумал Кавергин.
Воспоминания увлекли его. Он припомнил недавно состоявшийся ученый совет Института океанологии, где ему пришлось делать доклад о перспективах овладения большими глубинами океана.
Большой конференц-зал, отделанный под мореный дуб, внимательные лица ученых, лысины, солидный блеск очков, бороды «морских волков». И его собственный голос, гулко звучавший в притихшем зале:
— Подводя итоги, мы можем сослаться на мнение, которого придерживается подавляющее большинство исследователей. Считается, что внутренние органы кита во время ныряния оказываются каким-то образом защищенными от давления окружающей среды. По крайней мере, давление, передаваемое на внутренние органы, не превышает нескольких атмосфер… Но это не так.
Да, это широко распространенное мнение неверно. Хотя, в самом деле, трудно представить себе, чтобы мягкие мускульные ткани, допустим даже в состоянии самого сильного напряжения, смогли противостоять давлению, превышающему сотни атмосфер. Даже стальная обшивка подводных лодок не может противостоять такому давлению. Поэтому и лодки, и водолазы в тяжелых скафандрах довольствуются глубинами, не превышающими трехсот метров.
Не может быть сомнений, что кровь в поверхностных сосудах кожи или ротовой полости находится под давлением, равным гидростатическому. Но по закону сообщающихся сосудов такое же давление должно установиться во всей системе, в том числе и во внутренних органах животного.
Кроме того, не следует забывать, что кашалот питается на глубине многих сотен метров. Надеюсь, это обстоятельство никто не станет оспаривать?
— М-да…
— Так вот, значит, давление в его желудке тоже должно быть равно гидростатическому. Иначе нельзя. Иначе каждая проглоченная рыба, каждый самый крохотный кальмар разорвутся в желудке, как граната.
Все это свидетельствует о том, что во время ныряния во всех органах животного создается давление, равное гидростатическому. Оно как бы пронизывает все тело. Следовательно, и речи не может быть о какой-то защищенности кашалота от давления среды…