– Мы привозили Статуты всего несколько дней назад, – громко сказал он. – Будет подозрительно, если мы приедем между поставками.
– Ты можешь сказать, что получил особый приказ доставить еще, – сказала я с отчаянием. – Не знаю, придумай что-нибудь.
Он невыразительно уставился на меня.
– Пожалуйста, – сказала я. – Нам нужно ехать сейчас же.
Взгляд новичка переместился выше меня, и в нем читалось узнавание. Сначала я подумала, что здесь ожидают транспорта еще беженцы, но, поворачиваясь, заметила его виноватые глаза и все поняла.
Прийти сюда было ошибкой.
Я рванулась к двери кабинета, но было слишком поздно. Жилистые руки схватили меня за талию и оторвали от пола. Я врезала пяткой во что-то мягкое, но, хотя нападавший, замычав, упал на колени, меня он не выпустил. Я в ярости закричала, попав ногой по стопке Статутов и рассыпав их по полу.
– Кто-нибудь держите ей ноги! – закричал новенький. Я откинула голову назад и с хрустом врезалась затылком в его нос. Он тут же отпустил меня, но всего через секунду меня прижали к полу.
– Давай мешок. Давай же!
Я застыла, выворачивая шею, чтобы разглядеть лицо повалившего меня солдата. Идеально отглаженная форма казалась неуместной. Золотые буквы на значке у него на груди отражали свет потолочных ламп. Сжав губы в тонкую линию, он склонился надо мной, и я не увидела человека, который помог Шону выбраться из огня или бежал со мной по рушащимся тоннелям Чикаго. Не увидела сломленного и избитого пленника, привязанного к стулу перед мини-маркетом. Я увидела безупречного зеленоглазого солдата, который пришел в мой дом, чтобы арестовать меня. Солдата, который признался в убийстве моей мамы.
Я увидела Такера Морриса.
Я не осознавала, что и в самом деле поверила в то, что он хороший, до той секунды, когда оказалось, что он не такой.
А потом я не видела ничего, кроме темноты, потому что мне на голову накинули что-то шершавое и туго затянули вокруг горла. Руки связали за спиной. Я извернулась и больно ударилась щекой об пол. Меня перевернули на живот, подняли ноги и связали щиколотки. Я почти ничего не слышала за шумом машин и гудевшей в ушах крови.
* * *
Тканый мешок у меня на голове был плотным и душным. С каждым вдохом жесткие волокна забивались мне в рот и в нос, вызывая новую волну паники. Я не могла видеть и едва могла слышать. Без этого я не могла сориентироваться. Мое тело не знало, куда нагнуться и повернуть, чтобы сбежать, или когда напавшие на меня ударят снова. Прошли долгие минуты, и наконец меня подняли и перекинули через чье-то плечо.
– Брось ее в кузов к двум другим, – услышала я голос Такера. Меня швырнули на холодный металлический пол, отчего из легких выбило воздух. Рев двигателя подсказал, что я нахожусь в грузовике, и после нескольких резких поворотов я каталась по всему кузову, не имея возможности остановиться.
Что-то твердое легло мне на спину, прижимая меня к полу, и я выгнулась.
– Эй, – прошептал кто-то. – Эй, Эмбер, ты в порядке?
Я не ответила.
– Поло? – спросил тот же голос. Марко. Его голос искажался, как будто он не мог дышать через нос. – Поло, очнись, приятель.
Поло тоже не ответил.
* * *
Мне казалось, что время тянется бесконечно. Потеряли значение минуты. Прошли часы. Я не знала, сколько времени осталось у Чейза. Так же, как не знала, сколько времени осталось мне.
Меня швырнули на жесткий стул с прямой спинкой. Я пошевелила пальцами ног, напрягла и расслабила икры и бедра, стараясь возобновить ток крови. Мои все еще связанные за спиной руки онемели, и от запястий до плеча кололо, будто тысячей иголок. Я постаралась замедлить дыхание, приготовиться, но мышцы мои затекли от долгой поездки в кузове грузовика в связанном состоянии.
Близко послышались шаги, и я приготовилась к тому, что может случиться дальше. Укол стрихнина, который получали солдаты в камерах в Ноксвилле. Пуля, вроде той, что забрала мамину жизнь. Побои, в результате которых Ребекке повредили позвоночник.
Страх исчез, на его место пришло равнодушное, нездоровое спокойствие.
Чьи-то пальцы ослабили завязки вокруг моей шеи и сорвали с меня мешок. В тот же миг меня ослепил белый свет. Я часто заморгала, по щекам потекли слезы. Воздух был теплым и пах, как в переполненном сортире, но я наконец-то могла дышать.
– Взгляните, капитан Моррис, – раздался незнакомый тонкий голос. – Она плачет.
Кто-то дотронулся до моего лица, и я, оскалившись, дернулась прочь.
– Хотя, похоже, она еще и кусается, – добавил голос.
Постепенно я смогла разглядеть помещение. Серые каменные стены, грязный пол со стоком у меня под ногами. Под потолком яркие лампы в плоских круглых плафонах на металлических шнурах. Над дверью камера с одним обвиняющим глазком. Стоявший передо мной мужчина был едва ли шире меня в плечах, а его впалые, землистого цвета щеки создавали впечатление голодающего человека. На вид ему было примерно столько же лет, сколько Девитту.
– Печально известная Эмбер Миллер, – произнес он, приглаживая хохолок тронутых сединой волос. На плечах его формы красовались золотые звезды, обозначавшие звание. Кто-то важный. – Вынужден признать, я даже не был уверен, что вы существуете на самом деле. Такая молодая девушка, и такая хорошенькая. Как вам удалось так долго выживать, я никогда не узнаю. Это действительно удивительно. Как думаете, капитан?
Из-за моей спины, прихрамывая, вышел Такер Моррис. Плечи расправлены, подбородок вперед. Я невольно дернула связанными руками и ногами. Если бы они были свободны, я бы вцепилась ему в горло.
Он заманил нас в убежище, обманом заставил меня его освободить. Я рада, что Джесс ранил его. И как я могла поверить, что он хороший? Сейчас это казалось невозможным.
Все, что я знаю: если с Чейзом что-то случилось, Такер за это заплатит.
Я осмотрелась и увидела еще одного охранника, стоявшего рядом с дверью. Новенький. Его нос был сломан – яркое пятно красного и фиолетового. И когда я уставилась на него, он отвел глаза.
– Ну и кашу вы заварили, – рассуждал мужчина. – Вы правда думали, что мы не выясним, что вы затеяли?
Он снова погладил мою щеку, на этот раз наклонившись ближе, так что я увидела морщинки, тянувшиеся от уголков его черных глаз. Его рука опустилась ниже по моей шее, остановившись, чтобы почувствовать пульс, бьющийся в артерии. Я отвела взгляд, сосредоточившись на Такере и на жгучей красной ненависти, горевшей внутри.
– Хорошо, что мы остановили этот небольшой кусочек антиамериканской пропаганды, пока он не слишком распространился. Не хотелось бы, чтобы люди получили неверные сведения. – Он глубоко вдохнул. – Интересно, куда вы отвезли тех нарушителей статей, которых эти предатели из типографии прятали у себя в подвале. На север? – Его пальцы поднялись по моей челюсти. – На юг? – Они медленно опустились ниже.
Когда пальцы мужчины добрались до моего воротника, я так сильно дернулась назад, что едва не опрокинула стул. Такер рванулся вперед, чтобы поймать меня, и на короткий миг наши глаза встретились. Его губы на секунду разомкнулись.
Мужчина отвернул мой воротник, обнажив левое плечо. Теми же бережными прикосновениями он снял мою цепочку и оставшийся пластырь и бросил их на пол. Не успев сдержаться, я застонала сквозь зубы.
– Очень хорошо, сержант, – сказал мужчина, ощупывая выпуклые рубцы, оставленные ножом Девитта. – Вы были правы. Она связана с ними. Несмотря на то, что говорит другой.
Я приказала себе не реагировать.
– Благодарю, сэр, – сказал новенький.
– Как там его? – спросил мужчина.
– Дженнингс, – ответил Такер через секунду.
При звуке этого имени я невольно вздрогнула. Он здесь.
– Ах, – сказал главный мужчина. – Вы, наверное, задаетесь вопросом, жив ли он.
Я смотрела прямо перед собой.
– Жив. И останется таковым дальше, если вы ответите на несколько моих вопросов.
– Так я вам и поверила, – вырвалось у меня.
– Реформация основана на честности, – улыбнулся он. – Если бы вы завершили реабилитацию, то, возможно, знали бы это.